Муравьи метят трассы не муравьиной кислотой, которой, изогнувшись, прыскают на укушенное место на теле врага, чтобы сильнее оно горело и зудело.

У муравьев много всевозможных желез, вырабатывающих феромоны, то есть вещества, которые служат химическими средствами общения между согражданами одного муравейника. Разные виды муравьев метят трассы либо выделениями дюфуровой железы (она расположена на конце брюшка позади и чуть повыше ядовитой железы), либо железы Павана (она пониже «пузырька» с ядом), либо другими железами.

Можно в небольшой шприц посадить несколько муравьев, и, когда наполнят они его запахом своих опознавательных желез, «выдавливая» этот запах через иглу, нарисовать им на земле узоры — искусственные трассы. Муравьи побегут по этим фальшивым дорогам еще азартнее, чем по естественной тропе разведчика, потому что пахнут они сильнее.

Трассы, которыми муравьи постоянно пользуются, превращаются в своего рода столбовые дороги. Они расходятся во все стороны от муравейников, и на них даже простым глазом можно иногда увидеть капельки оставленных муравьями меток. Непрерывный поток шестиногих пешеходов бежит по этим хорошо убеганным шоссе. Там, где они кончаются и за пределами муравьиной «цивилизации» начинается бездорожье травяных джунглей, муравьи разбегаются в разные стороны. А там, где вымощенную запахом магистраль разрушают стихийные бедствия, например ботинок человека, создаются заторы, как на улицах в часы «пик». Но вскоре они устраняются муравьями, и новые их колонны спешат через наведенные саперами мосты в разрывах.

О том, как «столбит» муравей добычу, выписывая вокруг нее замысловатые пируэты, я уже рассказал.

Глядя на эти его бессмысленные, казалось бы, упражнения, можно подумать: «Ну и глуп же ты, муравей». Возможно, что Марк Твен из таких вот наблюдений и заключил, что муравей «самый глупый из всех животных». Но сейчас, когда смысл странных зигзагов разгадан, блуждания муравьев по изломанным линиям уже не кажутся нам бессмысленными.

Некоторые ученые предполагают, что, когда человек пугается, в кровь выделяется адреналин и еще какие-то там вещества, которые, испаряясь тут же через кожу, оповещают всех, у кого обоняние достаточно тонкое, что человек этот здорово струсил. Некоторые звери чувствуют «трусливый» запах и ведут себя соответственно. Если человек напуган, наступают на него с угрозой. Когда он не боится их и не распространяет вокруг себя запах страха, сами поджимают хвост и убегают.

Поэтому, говорят, храбрые люди могут смело подходить к хищному зверю: он им всегда уступит дорогу.

Так это или нет, покажут будущие исследования. Пока, во всяком случае, с точностью установлено, что некоторые животные, почуяв опасность или попав в зубы к хищнику, и в самом деле распространяют вокруг себя запах, если не страха, то тревоги.

Карл Фриш, исследуя однажды органы слуха пескарей, приучил стайку этих рыбешек собираться в определенном месте у берега. Кормил их тут. Затем он решил пометить одного пескаря: поймал его и легонько поцарапал иглой мышцу, после разрушения которой у рыбки темнеет хвост.

Он выпустил пескаря в воду, и, как только тот подплыл к стае, «произошло нечто неожиданное». Пескари в панике бросились врассыпную и попрятались на дне, зарывшись в песок. Потом снова сбились в стайку и уплыли подальше от этого места. Долго они здесь не появлялись, как их ни подманивали. Не сразу снова привыкли и стали собираться на кормежки.

Этот случай заставил ученых задуматься: «Мог ли раненый пескарь рассказать собратьям о своем неприятном переживании? Очевидно, не мог». Тогда что же их испугало? Может быть, раненый кричал от боли? Теперь ведь уже ни для кого не секрет, что рыбы умеют кричать.

Поймали еще одного пескаря. Разрезали его на куски и бросили в воду. Пескари опять в панике разбежались.

Может быть, напугал их вид мертвого тела? Ведь все в природе бывает…

Еще одного пескаря разрезали на куски, растерли их в ступке, профильтровали сок и вылили его по каплям в воду. Паника была как во время пожара в театре. Все пескари попрятались.

Так было установлено, что кожа (именно кожа, позднее это удалось выяснить) пескарей и многих родственных им речных рыб, если поранить ее, выделяет какие-то вещества, почуяв которые другие рыбы обращаются в паническое бегство. (У морских рыб такие вещества пока не обнаружены.) Биологический смысл этого удивительного приспособления вполне ясен. Если щука поймает рыбешку, она обязательно поцарапает зубами ее кожу. И кожа пошлет «прощальный предупредительный сигнал» собратьям. Получив его, они вовремя успеют попрятаться.

Заметили также, что химический сигнал тревоги, поданный, скажем, пескарем, пугает и других родственных ему рыб. Голавлей, например, или подустов. Чем дальше родство между рыбами, тем хуже они «понимают» друг друга.

Продолжая исследования, установили, что пескари отлично различают запахи пятнадцати видов рыб. «Нюхом» они узнают даже разных рыбешек своей стаи. Понятно, что запах щуки пескари изучили лучше всякого другого. Если затянуть пипеткой немного воды из бака, в котором сидит щука, и капнуть в аквариум с пескарями, то эти несколько капель влаги произведут эффект разорвавшейся бомбы. Пескари, сраженные ужасом, попадают на дно и замрут здесь словно неживые. Их странная реакция вполне объяснима: ведь щука бросается в погоню за всем, что движется и блестит, но мало обращает внимания на предметы неподвижные.

Особый запах тревоги распространяет вокруг себя и американская антилопа вилорог, с которой мы познакомились, когда речь шла о хвостах. На крестце у вилорога, под длинной белой шерстью, спрятаны большие железы. Когда антилопа испугается, мускулы рефлекторно, то есть помимо ее воли, синхронно, так сказать, с испытанным душой страхом, давят на железы, и из них выделяется сильно пахнущее вещество. Даже человек, говорит Слудский, узнает его за несколько сот метров. А «антилопы чуют за полтора километра».