Муравьи «бьют» тревогу с помощью своей кислоты. Она у них тоже играет роль своего рода запаха страха.

Сигналя: «Все наверх!», муравей обычно в большом возбуждении вертится на месте, раскрыв жвалы и приподняв брюшко. Время от времени он брызгает из него муравьиной кислотой. (У некоторых видов муравьев значение сигналов тревоги имеют выделения и других желез: подчелюстной и анальной.) Эти его движения и запах кислоты поднимают в муравейнике такой же переполох, как и крик «Полундра!» на тонущем корабле. Муравьи в позах тревоги начинают бешено метаться по всем этажам общежития, добавляя к отравленной паникой атмосфере и свои капельки яда, что возбуждает еще большую суматоху.

Часть муравьев устремится затем на отражение вражеской атаки. Другие, застигнутые тревогой у комнат, где сложены яйца, поволокут их в убежища, более безопасные. Третьи станут чинить нанесенные врагом разрушения.

И не скоро еще после аврала пробьют в муравейнике отбой.

Людей, которые привыкли изъясняться с помощью голосовых связок, не очень-то удивляет, когда они слышат, как кричат животные.

А разнообразие этих криков поистине бесконечно. Тут и свист, тут и рев, и кваканье, и визг, и стрекотание, и вой… Подсчитали, что только у собаки около тридцати разных звуков: рычание, визг, поскуливание и лай всевозможных оттенков и тембров. У волка двадцать выражающих эмоции звуков, у петуха — пятнадцать, у галки — около дюжины, у грача — столько же, а у гуся — двадцать три.

Куда более разнообразный репертуар у кариамы, южноамериканской птицы, поедающей змей и саранчу, — 170 звуков. Однако у певчих птиц, говорят, их тоже немало. У зяблика, пишут профессор Дементьев и Ильичев, советские орнитологи, пять криков передают информацию об окружающей обстановке. Девять предназначены для «семейного» пользования в период гнездования, «семь имеют опознавательное значение и семь относятся к ориентировке в пространстве».

А вот у обезьян лексикон не очень богат. У низших обезьян — 15–20, у высших, шимпанзе например, — от 22 до 32 звуков.

Даже крокодил, тварь, по общему мнению, очень тупая, может по-своему, по-крокодильи, разговаривать.

В экспериментальной лаборатории Музея естественной истории в Нью-Йорке жили четыре крокодила. Случайно совершенно узнали, что, если ударить в стальной рельс недалеко от крокодилов, они начинают рычать. Надуваются, поднимают вверх головы и, втягивая живот, исторгают из глоток мощный рев. Это, похоже, их боевой клич, потому что сейчас же они бросаются друг на друга. И маленькие крокодилы обычно не рычат в присутствии больших.

Но хорошо, а какую роль при этом играют рельсы? Оказывается, некоторые из них звучат в той же октаве, что и рев, исторгнутый из крокодильих глоток. Исполнили те же ноты на виолончели и французском рожке: крокодилы «запели» и под этот аккомпанемент.

Самки крокодилов откладывают яйца в куче гнилых листьев, нагребают в нее еще и ил. Маленькие крокодильчики о своем появлении на свет извещают мать негромким хрюканьем: «юмф, юмф, юмф». Крокодилиха сейчас же разгребает кучу и выпускает их на волю. Потом ведет малышей к воде, а сама все время «квохчет» по дороге «юмф, юмф», чтобы они не потерялись.

Певчие птицы, распевая весной, привлекают вокальными упражнениями самок своего вида и определяют также границы своей гнездовой территории по принципу: «Куда доносятся звуки моей песни, там и мои владения» [48] .

Криками предупреждают они друг друга и об опасности. Как только взрослый дрозд подаст сигнал тревоги, сейчас же его птенцы (даже однодневные) замолкают, перестают пищать и затаиваются в гнезде.

Птенцы чайки припадают к земле. Животные не могут своими криками передать, с какой стороны враг. Один зоолог рассказывает о забавном случае, который хорошо иллюстрирует это умозаключение. Он наблюдал за чайками из небольшого шалаша, который соорудил около их гнезд. Птицы так к шалашу привыкли, что часто сами им пользовались: взрослые обозревали с его крыши окрестности, а птенцы здесь прятались. Однажды исследователь, сидя в укрытии, сделал неосторожное движение и напугал чайку. Она закричала: «Вижу врага!» — и пошла прочь от шалаша. Птенцы сейчас же побежали прятаться в… шалаш. Заползли в «львиное логово» и затаились между ног у «хищника», который напугал их мать.

Когда чайки сменяют друг друга на гнездах, они заявляют о своем намерении не только преподношением травинок и веточек, но и особым криком. (Если партнер и после этого не сходит с гнезда, то обычно сменяющий родитель просто силой сталкивает его с яиц и садится на них сам.) У многих птиц есть звуки, которые означают примерно следующее: «Уступи мне место на гнезде».

Нам кажется, что крики всех чаек, крачек, гусей или там уток звучат одинаково. Но, как видно, это не так.

Крачки, самец и самка насиживают яйца по очереди. Примерно через час они сменяют друг друга. Над птицей, сидящей в гнезде, кружатся сотни других крачек. Она не обращает на их крики никакого внимания. Но стоит еще издали и даже негромко подать голос ее партнеру, она сейчас же поднимает голову и высматривает его. Иногда крачка даже дремлет на яйцах, закрыв глаза, но сразу же пробуждается, как только вдалеке раздастся едва слышный возглас ее супруга.

Птицы различают по голосу и своих птенцов. Когда исследователи рисовали сажей на их спинах и головах лишние пятна, так что внешность у птенцов сильно менялась, родители, увидев своих загримированных отпрысков, сначала очень удивлялись. Становились в угрожающие позы, готовые прогнать прочь собственных детей. Но стоило птенцу слегка пискнуть, как картина менялась: родители успокаивались и уже без всякого сомнения принимали в лоно семьи подкрашенных птенцов.

Немых, то есть совсем безголосых, птиц почти нет на земле. Никогда и никак не кричат только некоторые американские грифы да птенцы австралийских сорных кур. Но у многих других животных нет голосовых связок, и они в прямом смысле слова немые. Однако это не мешает им издавать самые разнообразные звуки с помощью всевозможных ухищрений. Жабы и лягушки квакают, надувая горловые и разного рода «защечные» пузыри. Кузнечики стрекочут, потирая одним крылом о другое. На левом крыле у них смычок — зазубренная жилка, на правом — пластиночка, по которой они водят смычком. Пластиночка дрожит и звучит, точно струна.