Журналист изумился:

— И что, все это в нашей стране? Я не сплю?

Ту-Эл ухмыльнулся:

— А вы никогда не замечали, что самые осторожные и осмотрительные, покупаясь на ерунду, часто прокалываются на важном? Теперь записывайте и запоминайте: городская больница…

— Вы журналист? — с подозрением спросила дежурная сестра в больничном покое.

Было в ее тоне что-то такое, что тут же заставило Ноиро отречься от своей профессии, сделав при этом честные глаза и сыграв обиду:

— Я к ней сам из больницы сбежал! — он стукнул по полу своим костылем. — А вы — журнали-и-ист! Неужели я так похож на этих прощелыг?

— Я не хотела вас оскорбить… Но… мать пациентки настояла, вы меня поймите… И это крыло интенсивной терапии, а не конференц-зал! Поэтому…

— Понял, я понял! Могу я пройти?

Усталая женщина указала ему рукой в сторону нужной двери, а сама подобрала со стола отложенную на время беседы телефонную трубку:

— Все, я здесь, голубушка. Что ты говоришь? А может, вам уехать в Энку? Город не меньше, а граница далеко. Муж всегда говорил, что только безумцы назначают столицами пограничные города, ведь посмотри: ни в одной столице мира…

Продолжения монолога Ноиро уже не слышал. Он ковылял по коридору, а в голове варилась каша. «Плохи дела, если люди говорят о таких вещах по телефону, в открытую»… «Это касается нашего Учителя»… «Кажется, у тебя, парень, есть шанс избавиться от проклятья»… Кома… Что означает эта кома? Элинор искал ее повсюду, а ведь между тринадцатью и Учителем создается эмпатическая связь. Он должен был найти ее непременно! Но не нашел. И при этом она все еще жива. Так куда подевалось ее сознание? Это неподготовленный потеряется во время комы на перекрестке, а здесь совсем другой случай!

Перед палатой Ноиро остановился, перевел дух и поймал себя на мысли, что с таким же трепетом, горестью и тоской он входил в прощальный зал, боясь увидеть еще недавно бодрого и здорового отца в ящике для погребений. Как будто тот живой, просто зачем-то так нехорошо с ними шутит, а на самом деле все это неправда: либо отец сейчас откроет глаза и скажет, что врачи все перепутали и ошиблись, либо проснется сам Ноиро и переведет дух, отделываясь от кошмара. Но он вошел тогда, придерживая за плечи мать и сестру. И сразу стало ясно, что врачи не ошиблись, что этот шов, грубой нитью стянувший голову того, что еще на днях было живым Эрхо Сотисом, — это приговор, который не подлежит никакому обжалованию, и самый изысканно-страшный сон меркнет перед ужасом реальности.

Зачем это вспомнилось теперь? Нэфри жива, она будет жить, не сметь думать о прощальном зале! Чудеса бывают! Бывают, просто мы не знаем их подоплеки, и Нэфри проснется, проснется…

Собравшись духом, Ноиро сделал шаг вперед.

Возле кровати девушки, присоединенной к сложному аппарату жизнеобеспечения, сидела дама преклонных лет, худощавая, длиннолицая и мрачная. Этой ночью она не спала, и под глазами ее было черно.

Тихо поздоровавшись с нею, Ноиро устремился к Нэфри.

Та лежала, подключенная многочисленными проводками и трубочками к умной машине. В теле ее было не больше жизни, чем в простыне, укрывшей ее от стоп до груди.

— Вы кто будете? — вдруг низковатым голосом сурово спросила дама.

— Виноват, простите. Я Ноиро Сотис, госпожа Иссет…

— Откуда вы меня знаете?

— Нэфри рассказывала о вас в сельве. Мы с ней познакомились во время этой поездки.

— Значит, вы тоже археолог. Но в этом случае почему я вас никогда не видела?

Тяжелый испытующий взгляд длиннолицей дамы заставил Ноиро ощутить себя набедокурившим мальчишкой.

— Я не археолог, госпожа Иссет. Я журналист из «Вселенского калейдоскопа».

Она вспыхнула раздражением и прищелкнула языком:

— Нет, но я ведь попросила, я ведь сказала этим слабоумным не пускать сюда прессу! Я ведь попросила!

— Госпожа Иссет, я здесь не по работе. И вообще я не специализируюсь по светским новостям. А если нужно, и сам выброшу отсюда любого своего коллегу. Я здесь потому…

Та чуть отстранилась и оценивающе поглядела ему в лицо. А он отвернулся к Нэфри.

— Потому что вы ее любите? — смягчаясь, просила госпожа Иссет.

— Да.

Она коротко улыбнулась, потом ее губы задрожали, снова мимолетно скользнула улыбка, в глазах встали слезы.

— Вот. Вот, — она развела руками и договорила изменившимся от сдерживаемых рыданий голосом, — вот только за счет этой протониевой машины моя дочь и жива… Вот! Не слышит, не видит, не соображает, что с ней происходит…

— Госпожа Иссет, вам нужно отдохнуть, — тихо проговорил Ноиро. — Если пустите меня, я посижу вместо вас, а вы поедете и поспите.

Она резко встала и подошла к открытому окну и незаметно промокнула слезы свернутым мокрым платком.