«После Кассерина Роммель усиливает свои бронетанковые войска в Северной Африке. Сражение за Тунис будет решающим…»

Но источники информации, естественно, существовали. Вера потом поняла, что карта была чем-то вроде проверки на лояльность. Теперь в подвале в дополнение к книгам, появляются газеты и другие документы. Каждое утро она обнаруживает новые газетные листы под или между книгами или в ящике с регистрационными картами. В первую очередь — «Лицманштадтер Цайтунг»,экземпляры, тайком добытые или украденные у посещавших гетто немцев. В газете отступление вермахта описывалось исключительно как тактический маневр с целью «выровнять» определенные участки фронта. Но даже министр пропаганды Геббельс, 19 февраля 1943 года занявший две полосы под свои разглагольствования о «тотальной войне», не мог скрыть отчаянного положения немцев.

Но был и другой материал для изучения. Документы, официальные письма, воззвания: страницы из нелегальных газет, которые просто расползаются в руках и оттого едва читаются. (Возможно, они долго пролежали на дне овощного ящика или ларя с картошкой, после чего цветом и на ощупь стали походить на гниющие овощи.)

Однако некоторые документы сохранились нетронутыми, например экземпляр газеты польского Сопротивления «Информационный бюллетень»,в котором Алекс показал ей призыв в виде рукописи, напечатанный заглавными, редко стоящими буквами:

— Из Вильны, — констатировал он с сухой уверенностью в голосе, напугавшей Веру больше, чем содержание документа. — Это на границе, некоторые евреи уже бежали; но им нечем защищаться, у них нет оружия, в отличие от варшавян.

— Где это — Понары? — спрашивает она.

Он не отвечает. Он говорит о Варшаве так, словно прожил там целую вечность: в Варшаве есть kanalizacjaпо всему гетто. Значит, через канализационные туннели можно проносить оружие. Контрабандисты на той стороне берут пятьдесят тысяч злотых за один немецкий армейский пистолет. С боеприпасами тяжело. Мои корреспонденты из ZOB жалуются, что польская армия не хочет давать им боеприпасы. Поляки в Варшаве, как и здесь, отказываются дать евреям в руки оружие. Иногда кажется, что они больше боятся евреев, чем немцев.

Внезапно возникает ощущение, что книги, окружающие их в тесном, промозглом подвале, держатся на тонком столбе воздуха и могут в любой момент обрушиться на них. Первая реакция Веры — закрыться руками. С чего он вообще решил вывалить на нее все эти сведения, не поинтересовавшись сначала, готова ли она, хочетли она все это знать? Подозрения о том, что депортации так или иначе ведут к массовым казням нежелательных евреев — об этом они уже слышали. На всех ressort’ax только и шушукались о том, что вообще у немцев на уме. Но что где-то в Варшаве, или в Люблине, или в Белостоке может существовать организованное сопротивлениенемецким оккупационным властям, ей и в голову не приходило. И если это правда, сказала она, то как он мог стоять здесь, привычно вытаращив глаза, и с такой легкостью рассуждать о сопротивлении?Как он или они могли ничего не делать?

Вера выговорилась; Гликсман же продолжал спокойно и доверительно таращиться на нее — и только. Но теперь она заметила, что в его взгляде есть что-то фанатичное — подавленная голодом, но долго питаемая ярость.

— Кто же не хочет знать о сопротивлении? — спросил он. — Но где нам взять оружие? Да если мы его и добудем — как нам вести себя, чтобы председатель разрешил стрелять?

Он рассмеялся собственной шутке. Наверное, смех изумил ее больше всего. Он был грубым, скрипучим и вырывался как будто длинными очередями. Потом Гликсман сел и молча уставился перед собой с тем же бледным, словно только что появившимся испугом во взгляде, с каким смотрел на нее раньше.

С нелегальными документами, которые приносил Гликсман, она поступала так, как, по ее мнению, он сделал бы сам. Два листа из «Трибуны»она спрятала в книгу о пожарных машинах; статьи из «Информационного бюллетеня», «Дневника солдата»и «Голоса Варшавы»вклеила между страниц ежегодных отчетов еврейской общины Лодзи. Монография о величайшем сыне города фабриканте Израэле Познанском оказалась достаточно толстой, чтобы вместить несколько страниц с фронтовыми репортажами, вырезанных из «Фёлькшер Беобахтер»и «Лицманштадтер Цайтунг».Чтобы помечать, в какой книге и на какой полке хранятся запрещенные тексты, Вера придумала простую систему кодов — комбинацию букв и цифр, которые она выводила карандашом в верхнем правом углу каждой отпечатанной регистрационной карточки.

Месяца через два внутренние стены дворца были полностью заклеены такими кодами и сообщениями. Они невидимым, но живым ручейком бежали вдоль и поперек книжных стопок, протекали через корешки книг, папки. Вера надеялась уравновесить свою шаткую библиотеку, однако странное книжное сооружение приобрело вид еще более хрупкий и непрочный. В такие минуты ей казалось, что где-то под полом подвала включается глубинный вакуумный насос — словно мощный водоворот в раковине, когда утекает вода. Иногда насос втягивал так сильно, что ей приходилось обеими руками хвататься за край стола, чтобы ее не утащило вниз.