В этом пустом теперь погребе-сарае он вырыл нишу, достаточно глубокую, чтобы стоящего в ней невозможно было заметить в свете, падающем в открытую дверь.

В эту нишу он отводит Лиду.

Сначала она упирается. Она не понимает, почему должна стоять неподвижно в толще ледяной земли, среди пауков и угольной пыли. Но он какое-то время стоит в нише вместе с сестрой. Он поет ей, и дело идет на лад.

Они появляются гораздо раньше, чем рассчитывал Адам.

Он слышит, как привратница госпожа Гершкович выводит во дворе тревожные рулады:

— Немцы идут, немцы идут… Всем построиться во дворе, всем спуститься во двор…

Сегодня у госпожи Гершкович великий день. На ней темно-коричневое бархатное платье со сливочно-белыми воланами на щедром вырезе; платье дополняет шляпа, огромная, как колесо, с затейливой конструкцией из перьев, воткнутых за ленту на тулье. Госпожа Гершкович, пронзительно вереща, носится по двору, напоминая Адаму крикливо разукрашенного фазана.

Он берет лицо Лиды в ладони. Он хочет, чтобы песня в ней замолчала. Какое-то время они стоят в нише, как привыкли стоять: он обнимает ее одной рукой, она положила голову ему на плечо. Брат и сестра. Она выше ростом, и ей приходится встать на колени, чтобы опуститься к нему; и когда она делает это, одновременно вытягивая шею, чтобы уткнуться ему в шейную ямку, он понимает, что любит ее и всегда будет любить любовью, которой не понять ни одному человеку.

Немцами предводительствует тот же коротышка Мюльхаус, который руководил акцией по выселению больницы на Весола. Из-за жары он снял фуражку и перчатки и держит их в одной руке, а другой рукой быстро ведет вдоль шеренги жильцов, выстроенных госпожой Гершкович. Когда Адам выходит во двор, группенфюрер СС Мюльхаус уже отправил двух своих людей в дом, чтобы изловить тех, кто еще не стоит в шеренге. Госпожа Гершкович сопровождает их. Она считает своим долгом докладывать обо всех жильцах.

Отец Адама Шайя Жепин присоединяется к построившимся в числе последних.

Рядом с ним стоят Моше и Роза Пинчевские с дочерью Марией.

У Марии Пинчевской перепуганный вид. Документы ее в порядке, у нее нет никаких причин бояться. Вот уже три месяца она работает в швейной мастерской, производящей нашивки для вермахта. Будь в девушке хоть крупица той угодливости, которую демонстрирует госпожа Гершкович, водя по дому немецких солдат, она, может быть, сумела бы доказать свою нужность и тем спаслась бы. К тому же госпожа Пинчевская так юна и красива: светлые волосы, голубые глаза — почти настоящая арийка.

Хуже обстоят дела Самюэля Вайсберга, а также Фридманов из дома напротив. Госпожа Фридман повязала дочери на голову косынку, отчего девочка кажется значительно старше, чем на самом деле. Возле нее стоят супруги Мендель со своей дочерью. Господин Мюльхаус, обычно такой педант, лишь одним глазом заглядывает в трудовую книжку господина Менделя и нетерпеливо машет по направлению к пню, который остался от могучего Цайтманова каштана. Направо от пня должны построиться не прошедшие селекцию. Дочь Фридманов уводят туда. Госпожа Фридман оседает на землю, муж едва успевает подхватить ее.

Халя Вайсберг все еще не спустилась во двор, и Самюэль зовет жену.

Его зов больше похож на крик о помощи.

— Халя! — кричит он.

Эхо долгими волнами колышется между высокими, ветрами выщербленными фасадами.

Адам подходит и становится рядом с ним.

Шайя Жепин продолжает упорно смотреть перед собой.

— Где Лида? — произносит он наконец, не отрывая взгляда от земли.

Адам не отвечает. Шайя больше не спрашивает.

— ХА-А-А-А-АЛЯ-А-А! — снова кричит Самюэль.

Никакого ответа; только эхо скатывается вниз.

Госпожа Гершкович улыбается все шире, нервно теребя нагромождение рюшей и воланов на груди.

Наконец-то Халя Вайсберг спускается по двор. Она подталкивает перед собой младшего сына, Хаима. Следом за ними идет Якуб. Халя одела сыновей в свежевыглаженные белые рубашки и темные брюки с подвернутыми штанинами, на обоих тщательно начищенные черные ботинки. Сама Халя тоже одета строго, в прямое платье с длинными рукавами. Волосы стянуты в узел на затылке. Этот узел придает ее, в общем плотным, шее и затылку необычайно хрупкий вид. Высокие скулы блестят, словно она навела глянец специальным кремом.

Халя появляется всего через пару минут после того, как Адам становится рядом с отцом. Теперь госпожа Гершкович может с гордостью доложить «Задание выполнено» этому щегольски одетому офицеру СС. Какие у него черные высокие сапоги, как сверкают петлицы!

Мюльхаус стоит напротив Самюэля Вайсберга, который вытянулся во весь рост — почти на голову выше немецкого офицера. Мюльхаус даже не делает попытки встретиться с ним взглядом; он молча протягивает руку и ждет, пока Самюэль передаст ему трудовые книжки членов семьи.