— Я должен извиниться за долгое отсутствие, — проговорил Шумилов. — Дела потребовали моего срочного отъезда в Петербург. Кстати, там я занимался в том числе и вашим делом.

— В самом деле? Как это интересно… У нас здесь такая тоска, — отозвалась Максименко. — Как там Петербург, вы наблюдали что — либо интересное?

Шумилов озадаченно задумался. Он не знал как ответить на последний вопрос, а кроме того, его смутило то обстоятельство, что Александра Егоровна не проявила ни малейшего любопытства относительно результатов его поездки.

— В Петербурге сыро, на редкость холодно и скучно. Даром что середина июля. Студенты — на каникулах, чиновники — на дачах, Гвардия — на маневрах. Решительно не знаю, что можно рассказать, дабы вас развлечь.

Неслышно вошедшая с подносом горничная принесла графин сока, судя по цвету апельсинового, и большое блюдо с фруктами: ананасом, апельсинами, яблоками, веткой чёрного винограда.

— Попробуйте нашего свежежатого сока. Мы его сами давим из померанцев и добавляем лимон. Очень вкусно! — предложила Максименко. — Заодно и мне налейте.

Она внимательно смотрела Шумилова, и во взгляде её читалось лукавство, кокетство и Бог знает, что ещё. Была в этом взгляде откровенность молодой самки, интригующая и возбуждающая одновременно. Алексей слегка опешил и, понимая, что слова собеседницы в данном случае живут какой — то своей, абстрактной жизнью, ничего не имеющей общего с тем, что на самом деле она думает и хочет сказать, включился в эту игру. Словно бы не замечая провоцирующей похотливости взгляда, обнажившихся до самых плеч рук Александры Егоровны, Шумилов принялся деловито рассказывать о Петербурге, о своём кратком путешествии, о результатах посещения «Общества поземельного кредита».

— Я составил выборку из вариантов, которые могли бы представить интерес для вас. — Алексей Иванович извлёк из внутреннего кармана записную книжку. — Давайте, я вам продиктую, а потом мы с вами их обсудим.

— А может, вы мне сами всё напишите? — спросила Максименко.

В планы Шумилова никак не входило оставлять в доме этой женщины образец своего почерка. Не потому вовсе, что он опасался какой — то провокации или подлога, а просто в силу той рефлекторной осторожности, что с некоторых пор сделалась его второю натурой.

— Уж извините меня, Александра Егоровна, — как можно мягче ответил Шумилов. — Но сие никак не возможно. Во время переговоров каждая из сторон свои деловые записи ведёт сама.

— В самом деле? Ну, давайте я запишу, — согласилась Максименко; опустив кота на пол, она извлекла из письменного стола лист бумаги и приготовилась писать. — Вы начинайте с самого крупного поместья.

Под диктовку Шумилова она принялась покрывать лист крупными нечитаемыми каракулями, высовывая при этом язык и старательно сопя. Эпистолярные потуги купчихи — миллионщицы повергли Шумилова в состояние, близкое к шоку; он не мог поверить своим глазам. «Господи, да тут не то что женской гимназии, тут и двух классов образования нет," — потрясённо подумал Алексей Иванович. — «И она ещё что — то там лепетала о германских университетах и чтении Сенеки по — латыни.» В течение четверти часа Александра Егоровна усеяла лист буквами — уродцами и многочисленными кляксами; видимо, устав писать, она спрятала язык, закрыла рот и махнула рукой:

— Ну, пожалуй, шести этих вариантов хватит. Дальше, я вижу, уже мелочь идёт.

Развлекаясь, она принялась пририсовывать кляксам ножки, усики и крылья, отчего лист оказался вскоре усеян отвратительного вида тараканами, клещами и божьими коровками. Занятие это необыкновенно позабавило купчиху, и она с искренним удовольствием предалась забаве. Шумилов старался не выказать своего чрезвычайного удивления увиденным, но в глубине души был сражён зрелищем взрослой женщины, развлекающейся точно шестилетний ребёнок. В конце — концов, Александра Егоровна, видимо, всё же поняла неуместность своего развлечения; с видимой неохотой она отложила изрисованный насекомыми листок и позвала кота:

— Ну — ка, Пират, иди ко мне, иди к мамочке, шельмец.

Шумилов принялся было рассказывать Александре Егоровне о достоинствах и недостатках тех шести самых крупных поместий, что она выписала на лист, но быстро понял, что женщина его почти не слушает. Максименко рассеянно и невпопад кивала: «Ага… угу… да — да», но было видно, что мысли её где — то далеко. Это невнимание также поразило Алексея Ивановича, он — то считал, что сделки на четыреста — пятьсот тысяч рублей должны представлять интерес для покупателя.

Шумилов наколол широкой фруктовой вилкой ломтик ананаса и принялся его жевать; Александра Егоровна немедля оживилась и подалась всем телом к столу:

— А мне дайте винограда. Сама же не могу — видите, руки заняты, — со смехом произнесла она весьма игривым тоном, указывая на кошку.

Предполагалось, очевидно, что Шумилов должен накормить её виноградом с руки. Он несколько смутился такой смелой просьбе, но виду не подал. «Барышня явно берёт быка за рога», — подумалось Алексею. — «Но уж как — то совсем брутально она меня соблазняет, фантазии ни на грош.» Однако отказаться было совсем неловко. Шумилов взял ветвь винограда за хвостик, намереваясь поднести её ко рту Максименко, как неожиданно из — за полуоткрытой двери кабинета донёсся молодой звонкий голос с мягким немецким акцентом: