— Будешь так ржать, утром его не получишь! Всё, гаси свет, не буду читать.

Кошка отбежала подальше — улеглась в ногах, а Мария прижалась к Николаеву, обняла его и почти сразу же заснула. Как выключилась. Николаев лежал, улыбаясь, прижимая её к себе. Пусть твой сон будет спокойным. И мне, в самом деле, очень спокойно. Похоже, тоже начинаю привыкать. Здесь конец света — не завершение истории, а просто этап жизни, Петрович прав.

Кошка залезла к нему на грудь и улеглась, жмурясь и мурлыча. И Николаев уснул сам — и тоже как выключился. И ничего не снилось.

— Что ж, это полезный опыт, — покивал Фёдор. — Ваша поездка в Юргу. Вы поняли, да? Каждый наш предмет, как и мы сами, приносит часть нашего времени, привычной нам реальности. И она остаётся. А там, где нас не было… — он посмотрел в окно задумчиво, — там нет вообще ничего.

Николаеву стало зябко.

— Постойте, как — вообще ничего?

Фёдор пожал плечами.

— Буквально. Есть очаги, где реальность ещё живёт. Мы в одном из таких. А вот если бы вы оставили в том поезде кинокамеру — так, чтобы её не нашли — а потом посмотрели, что она записала, когда поезд вернётся — вы бы очень огорчились. Там действительно ничего. Не пустота, нет — там есть какая-то земля, какой-то пейзаж. И всё. Ни людей, ни построек, ничего. Чем дальше от поезда, в котором находится камера, тем меньше там реальности. Но мы не сможем увидеть её своими глазами — ведь мы приносим частичку своего мира с собой. А вот камера может, я видел такие записи.

— Стоп-стоп-стоп, — Николаеву стало жарко. — Погодите. А космос, а Солнечная система? Их тоже нет?

— Есть в той мере, в которой мы о них знаем, — Фёдор налил им с Николаевым ещё по чашке чая. — И чем больше людей придерживаются одной и той же картины мира, тем плотнее она вокруг нас. Понимаете?

— Погодите. Если я сейчас пойду и всем расскажу, не знаю, что Земля плоская, стоит на слонах и так далее — так и станет? Стойте, а телефонная связь? Если между нашими городами на самом деле ничего нет…

— На самом деле, — Фёдор поднял указательный палец. — Вот правильные слова. Мы все видим здесь то, что считаем привычной реальностью. Мир не становится таким, каким вы захотите, если вы просто вообразите. Но каждый из нас — это частичка того человека, который прибыл из другой реальности, живой и развивающейся. Как вам объяснить… ну, представьте, что вы взяли с собой частичку того мира. Вы как фонарь — освещаете всё вокруг себя, и там, куда достаёт свет, там вы видите привычную вам реальность. А теперь представьте, что таких людей вокруг очень много.

— Понятно, — Николаев вытер лоб платком. — То есть непонятно, но аналогия понятна. Чёрт, я тут с ума сойду!

— Вот этого делать не нужно, — Фёдор посерьёзнел. — Понимаете, я не верю в загробную жизнь. Я и в волшебство разное не верил. Но вы же сами видите, что делают наши предметы. Можно, конечно, считать это всё сном, бредом умирающего человека, но ведь мир, этот мир остаётся! Вы засыпаете в нём — и просыпаетесь в нём же! Если не считать предметов, то все законы физики и прочего здесь ровно такие же! Понимаете? Реальность, которая вокруг нас, живёт вместе с нами. Я так считаю: если уж мы здесь, нужно понять законы этого мира, найти в них способ что-то изменить. В нас изменить, в этом мире, или повсюду. Изменить так, чтобы вырваться из этого круга.

— Да, — признал Николаев после долго раздумья. — Вы правы. Что-то изменить. Просто взять, и приехать в гости к другой команде не получится, потому что мы с ними освещаем разные реальности?

Фёдор кивнул.

— Вы приносите свою частичку реальности, а у них там своя. И они разные. Разное время, разные технологии. Если в них мало общего, вы будете жить в островке своей реальности, в очень небольшом островке. Жора ведь рассказывал о своей поездке в Кенигсберг? О том, что видел из дирижабля на обратном пути?

— Кое-что. А если там будет частичка нашей реальности? Что тогда?

— Именно до этого догадался Аввакум, — Фёдор улыбнулся. — Вы знаете, что он почти всю Землю успел объездить? Удивительный человек. Он встречался со всеми командами, о которых мы теперь знаем. Даже в Африке и Южной Америке побывал. А ведь там люди из каменного века, но Аввакум почти везде успел оставить якоря.

— Якоря?

— Ну, как та заколка, которую Даша оставляла в Юрге. Частичка реальности. Но якорь выживет после сброса, только если он будет у кого-то из команды.

— Теперь понимаю, — Николаев понял, что в голове всё вновь частично приходит в порядок. — Вы можете созваниваться и обмениваться новостями с кем-то, если у вас есть по якорю.

Фёдор кивнул.

— Именно так. А Даша попросила меня передать туда, в Солт-Лейк-Сити, как можно больше частичек нашей реальности. Самых новых её частичек. Компьютеры, мобильные телефоны. Компьютеры — это наше спасение. Мы тут пользуемся технологиями позапрошлого века, чтобы что-то сохранить и передать друг другу. Если удастся передать всем компьютеры, мы совершим прорыв. Я в научном смысле. Как только Бартоломью привезёт всё это домой, он и его команда отправятся в гости к другим, и передадут всё в другие города, другим командам. Если те согласятся.