Таким образом, «большая» пресса и электронные СМИ студенческие беспорядки, устроенные «новыми левыми», постарались замолчать, а коль это оказалось невозможным, передали о них искаженную информацию. [183]

Кстати, лидеры «Студенческой защиты» успешно использовали публикации «Экспресс-Хроники» и «Московского комсомольца» в собственных целях. В нескольких тысячах экземпляров они отксерокопировали статьи Воскресенского и Головацкой — и раздали их участникам беспорядков, всем активистам «Студенческой защиты», разослали в провинцию (с соответствующими комментариями). Разумеется, содержание статей вызвало бурное возмущение у активистов «Студенческой защиты» и участников беспорядков и укрепило их во мнении, что «большая» и вообще «буржуазная» пресса — «лживая» и «продажная».

Ореол «уличных бойцов», культивировавшийся лидерами «Студенческой защиты» в 1994–1995 гг. вокруг своей организации, обеспечил интерес к ней как в левацком мире, так и в кругах радикальной оппозиции вообще, а также и в молодежной среде, что облегчило «Студенческой защите» быстрое и успешное развитие, отчасти за счет ложной славы и немотивированного страха перед нею со стороны правящих структур (в Иванове, например, где местные власти были уверены, что «Студенческая защита» — это что-то вроде боевиков РНЕ, только ультралевых, [184] и потому именно «Студенческой защите» приписывались все мыслимые инциденты в вузах, включая пожар в Ивановском государственном университете [185] ).

Подобная ситуация позволила активизироваться не только «Студенческой защите» как крупнейшей леворадикальной организации, но и Фиолетовому интернационалу / «Партизанскому движений» (впрочем, на уровне активистов почти слившимся со «Студенческой защитой»), а также породить новые организации «новых левых»: Революционный молодежный союз «Смерть буржуям!» в Санкт-Петербурге и ряд других в провинции — иногда формально анархистские (Самарский анархо-коммунистический союз (САКС), Федерацию анархистов Кубани (ФАК) и т. д.), иногда уже явно «новые левые» (Практико-революционная организация Воронежа, ПРОВО).

Более того, из анархистского сообщества наиболее активными и способными воздействовать на сознание леворадикальной (и вообще молодежной) среды оказались в первую очередь те группы, которые подверглись сильному идейному воздействию «новых левых» (ИРЕАН, «Хранители Радуги»), Эти группы, в частности, взяли на вооружение тактику силового противостояния власти в конфликтных ситуациях.

В ряде случаев можно заметить даже прямое провоцирование властей на применение силы (Фиолетовым интернационалом и ИРЕАН во время профсоюзного митинга в Иванове в октябре 1994 г., [186] или Фиолетовым интернационалом и «Хранителями Радуги» во время акций экологистов в 1994–1996 гг. [187] ).

Несомненно, что такая активность привлекла к «новым левым» внимание (вполне корыстное, естественно) не только традиционной левой оппозиции (в том числе и вполне «солидной» — не случайно КПРФ долго обхаживала «Студенческую защиту», чтобы та поставила свою подпись под соглашением в поддержку кандидатуры Г. А. Зюганова на президентских выборах 1996 г.; в конце концов из-за отказа Д. Костенко поддержать кандидатуру Г. А. Зюганова подпись от имени «Студенческой защиты» была поставлена А. Цветковым [188] ), но и оппозиционных групп иной ориентации, в частности Национал-большевистской партии (НБП).

Опыт уличных акций «новых левых» произвел впечатление даже на достаточно самостоятельный тактически и идеологически ОПОР. В марте 1997 г. ОПОР призвал пермских рабочих игнорировать официально предложенные методы «общероссийской акции протеста», проводившейся ФНПР (то есть митинги и забастовки), а вместо этого перекрывать транспортные магистрали. [189] Рабочие завода «Машиностроитель» в Перми так и сделали — перекрыли одну из ведущих магистралей города.

Оппоненты «новых левых» — в основном из кругов МО КАС, Группы революционных анархо-синдикалистов (ГРАС), Социалистического рабочего союза (СРС) — довольно резко критиковали тактику «новых левых» как «милитантистскую», «провокационную» и «отличающуюся идейной неразборчивостью». Эта критика, разумеется, содержала в себе позитивное зерно, однако не воспринималась всерьез ни самими «новыми левыми», ни сочувствовавшей им в целом левацкой массой ввиду явного тяжелого кризиса, в котором пребывали КАС, ГРАС, СРС и другие оппоненты «новых левых».

Тактика проведения силовых уличных акций, позволившая «новым левым» создать структуры по всей стране и резко повысить свой авторитет в леворадикальном сообществе в 1994–1995 гг., в 1996 г. вошла в противоречие с объективными задачами, стоявшими перед «новыми левыми». «Студенческая защита» — а через нее большинство других «новых левых» — оказалась вовлечена в предвыборную кампанию и была вынуждена учитывать специфику предвыборной борьбы. В частности, Исполком «Студенческой защиты» настойчиво рекомендовал всем местным организациям воздержаться от уличных акций и вообще любых действий, которые могут быть использованы правительством в пропагандистских целях против оппозиции.

Таким образом, рост «Студенческой защиты», позволивший ей выйти из маргинального состояния в мир «большой политики», одновременно наложил ограничения на формы деятельности «Студенческой защиты». Возникло противоречие между привычными для «новых левых» формами деятельности и методом мышления «новых левых», с одной стороны, и объективными требованиями и правилами поведения, принятыми в «большой политике» — с другой. Это повлекло за собой нарастание в конце 1996 г. апатии в рядах «новых левых» — в первую очередь среди наиболее молодых и радикально настроенных активистов (членов «Партизанского движения» и т. п.).