— Нет, — сказал Джаспер Блэк. — Я знаю, что ты имеешь в виду. Моя жизнь расписана по срокам сдачи материала. Я их ненавижу, но я, пожалуй, уже не смог бы жить без этого. Все бы развалилось.

— Ах так. Тогда будем надеяться, что никто не взорвет твою драгоценную газету.

Джаспер Блэк широко раскрыл глаза.

— Господи боже, — сказал он, — какой я придурок.

— Ага. Но ты все-таки стараешься.

— Просто это очень трудно, — сказал он. — В смысле придумать, что сказать.

— Да ладно. Я рада, что ты пришел, правда.

— Я тебе кое-что принес, — сказал он.

— Вижу. Красивые цветы. Я попрошу сестру, чтобы она поставила их в воду, если ты хоть на секунду оторвешь зенки от ее филейной части.

— Не только цветы, — сказал Джаспер Блэк. — Еще кое-что. Я не уверен, что правильно поступаю. Не хочу тебя расстраивать.

— В чем дело?

— У меня есть связи, — сказал он. — Такая работа, понимаешь. Я знаю кое-кого в спецслужбах. После взрыва нашли много бесхозных личных вещей. Украшения, разбитые часы и тому подобное. Я попросил, чтобы мне дали посмотреть. Я искал одну конкретную вещь. Я слышал, как ты про нее говорила, и подумал, что попробую найти ее для тебя, потому что я думал, что… ну, ты знаешь… помочь, что ли… Короче, я нашел ее, и она у меня с собой. Если ты не хочешь ее брать, тогда я ужасно извиняюсь и унесу ее обратно.

— Что это?

Хотя, конечно, я уже догадалась. Джаспер Блэк вынул из пакета Мистера Кролика и передал мне. Странно, но сначала крупного не замечаешь, правда? Сначала замечаешь какие-то мелочи. Мелочи, которые ты знаешь, как исправить. Я взяла Мистера Кролика из руки Джаспера Блэка и подумала: «Ну привет, Мистер Кролик, выходит, ты у нас побывал на войне, да? Ой, да ты лапу потерял. Ничего, я знаю, что надо сделать. Возьмем иголку с ниткой и пришьем тебе лапу обратно, и будешь ты у нас как новенький, ну только одна лапа будет чуть короче. А потом постираем тебя в стиральной машине. Я знаю, ты стиральную машину не любишь, но уж ты извини, Мистер Кролик, боюсь, что иначе нельзя. Поставим тебя на кипячение, и с тебя сойдут эти страшные черные пятна. Вот какой у нас храбрый кролик».

Джаспер Блэк смотрел на меня во все глаза.

— Что с тобой? — сказал он.

Я посмотрела на него. Я поняла, что во весь рот улыбаюсь Мистеру Кролику. Я глубоко вдохнула, я опять почувствовала, как внутри меня растет пустота.

— Не понимаю, почему он не обгорел?

— Ужасно это говорить, — сказал Джаспер Блэк. — Но многие вещи сохранились, потому что остались лежать под телами.

— А. Ты думаешь, эти черные пятна — это кровь моего мальчика?

— Невозможно сказать, — сказал он. — Пожалуй, тебе не надо думать об этом.

Я крепко прижала к себе Мистера Кролика. Я снова плакала.

— Как я могу об этом не думать? Пожалуйста, скажи, как мне перестать думать об этом, потому что я только об этом и думаю. Я даже на секунду не могу подумать о чем-нибудь другом, это ужасно, ужасно, ужасно. И мне все время так страшно. Я смотрю на людей и вижу, как их разрывает на части. Упадет чайная ложка, а мне кажется, что взорвалась бомба. Мне слишком страшно пережить даже один день. Как можно жить дальше в таком мире?

Джаспер Блэк вздохнул.

— Люди находят себе дела, — сказал он.

Он отвернулся, чтобы посмотреть на Лондон.

— Смотри, — сказал он. — Под каждой лампой кто-то чем-то занимается. Наносит пилинг и крем от морщин. Пишет длинные ответы о продаже, у которых прочитают только последнюю страницу. Мучается, то ли у него член уменьшается, то ли презервативы растут. То, что ты там видишь, — это настоящий фронт в войне с террором. Так люди продолжают жить. Просто занимаются чем-то, чтобы не нервничать. И знаешь, чем они в основном занимаются? Делают что-то своими руками. Целую неделю после майского теракта аэропорты были закрыты, а магазины с товарами для дома и сада не закрывались. Жалкое зрелище. Люди хоронят свои страхи под керамической плиткой. Заливают цемент против террора.

Я отвернулась от города и посмотрела на Джаспера Блэка.

— Ты невысокого мнения о людях, правда?

Он пожал плечами.

— Я журналист, — сказал он.

— А я человек. Рада познакомиться. Моя квартира пахнет жареной картошкой. Я делаю самые обычные вещи, например хожу по магазинам и смотрю, как взрывается моя семья. Не думаю, что ты хоть что-нибудь об этом знаешь. Я правда не понимаю, чего ты от меня хочешь. Наверно, тебе в кайф ходить по трущобам, да? Ты, может, хочешь, чтобы мы опять занялись сексом? Может, ты не заметил, что я чуть не умерла и из меня торчат трубки? Или, может, ты правда хочешь помочь. Ну, если так, то можешь начать с того, чтобы проявить некоторое уважение к простым людям, потому что я одна из них.

— По-моему, ты не совсем справедлива, — сказал Джаспер Блэк.

— Ах так. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты пришел помочь. Вряд ли ты вообще знаешь значение этого слова. Вряд ли у тебя найдется хоть одна косточка в теле, не пропитанная эгоизмом. ЛУЧШЕ Б ТЫ БЫЛ ТОГДА НА СТАДИОНЕ. ЛУЧШЕ Б ТЫ ВЗОРВАЛСЯ, А НЕ МОЙ МУЖ И РЕБЕНОК.

Джаспер Блэк встал и уставился на меня. Он стоял, очень высокий, бледный, внизу мерцали лондонские огни, а небо было красным от заката.

— Ну и отлично, — сказал он. — Отлично.