Бурлюк Николай Давидович
Шрифт:
«Корабли, корабли, корабли…»
Op. 4.
Корабли, корабли, корабли Проплывут, проплывут, проплывут… Мы с тобой — на мели, на мели, Нас они не возьмут, не возьмут.«Мы вылетели из собвея в лиловый вечера обхват…»
Op. 5.
Мы вылетели из собвея в лиловый вечера обхват. И ветер нежный нас овеял, и обнимал, как нежный брат. И каждый факел, как лился, дарил нам желтый полусвет. Их светозарная аллея не говорит ни да, ни нет. Мы вылетели из пучины тяжелых дней и горьких дум; Хотя мы близимся к кончине, но все ж в весельи четкий ум. И рады мы, что злые змеи: обманы, муки и урон Остались там, на той аллее, творя обманности закон. Пускай приблизились к могиле, мы счастливы, что то — прошло! И если б было в нашей силе вернуть обратно это зло, Вернуть обратно жизнь затею, скорбящих помыслов узор… Грядущее в уме лилею к нему — мой тихнущий костер.Скупые лучи
Op. 6.
Скупые лучи так редко На камни падут мостовых Так редко они наполняют Воздух теплом золотым Лучи на рассвете в беседке.Окраска цветов
Op. 7.
В лугах маляр забыл свое ведерко И стаей быстрой муравьи Ползут спешат из затемненных норок Чтоб лапки выпачкать свои Все перепачкано и даже луг зеленый Пестрят отчетливо их тонкофингерпринт А солнце голубя салопы Затянет туже туч нежмущий бинт.Луна над рекой
Оp. 8.
Ночь морозна — одиноко Лес как саванах застыл И луны далекой кокон Нимбом схвачен золотым Вышел в поле встретить волка С серым ночью этой выть Дружба с ним без недомолвок И в итоге волчья сыть С волком вместе — ночью льдистой Когда воздух сине-сер.Аптекарь
Op. 9.
Был знакомец раз аптекарь у меня Щурил он большие веки в свете дня, Ибо в темных тусклых склянках рылся он, В коробках, весах, жестянках заточен, От втираний и дурманов полупьян, Что лепечут иностранно тайны — брань. Мой аптекарь был веселый человек — Отравился он и долгий кончил век……Дочь
Op. 10.
Девочка расширяясь бедрами, Сменить намерена мамашу. Коленки круглые из-под короткой юбки Зовут: Приди и упади… Точеностью коленок Расплющила сердце мне.«В лесу своих испуганных волос…»
Op. 11.
В лесу своих испуганных волос Таилась женщина — трагический вопрос…Кто он
Op. 12.
Неизъяснимыми очами кто-то в душу смотрит мне, Грозно тайными речами просекаясь в тишине. Кто он демон или правды добрый гений, верный друг, Или только тень бравады, что пред мной явилась вдруг? Или это отраженье, будто в Гарце, — при луне, Самого себя, в смущеньи вдруг причудилося мне?!.. Неизъяснимыми ночами эта тень всегда со мной, Грозно тайными, речами сотрясает мой покой.1928
Поездка за город
Op. 13.
Как луч бросаемый домной Падает на соседний лес Я выброшен ночью огромной Нью-Йорка на выси окрест. Разница здесь проследима: Луч никогда назад не возвращается В родимый горн, где лучи висят.Зелень лесов
Op. 14.
Как примитивна эта зелень В сравненьи с крышами домов Она дань тел; родные кельи Для птиц; зверушек — отчий кров.Марусе («Когда был жив и молод…»)
Op. 15.
Когда был жив и молод Была весна ясна, Но ныне труден молот Он жмет на рамена; Кругом так много близких, Но братьев — никого… Одни собвеев визги Корявою ногой Прорвали перепонку И слух мой онемел… Одною счастлив женкой — Она любви удел.Размышленья час
Op. 16.
Сумерки свод превратили в палитру художника, Тучи задумчиво сини, палевы пятна заката. Сердце у вечера стало покорным заложником, Прошлым забылось, мечтает о бывшем когда-то. Я простоявши Нью-Йорке так долго, не видел простора, Только стальные размеры, только охваты цемента… Жизнь беспрерывно тянулась кремнистую гору, В счетах скупого на корку упавшего сента. Прошлое знаю и разуму прошлое мило; То что случится надолго неймет воображенья — В младости верил, и сердце ударом частило, Рвалось грядущее, мир и в его достиженья… Но теперь дорожа, утоляю я жажду текущим, Медленно жизнь изучая глотками Стал я философом, дубом кряжисто растущим, Что размышлений потока любим облаками.