Освобождение, однако, происходит в основном через осознание "мыслительных техник" — Вы это отвергаете, понимая под техникой нечто много более узкое, рассудочно-опосредующее. Я имею в ввду: нам необходимо овладеть нашими мыслями и нашим мышлением — тогда мы всякий раз будем знать, что сделали осознанно, освободимся от образов и догматов и станем готовы к действительности.

С помощью мыслительной техники или метода, понятых в этом смысле, необходимо прояснить и те мистическо-спекуля-тивные мысли — быть может, самое великое и сокровенное из всего, что создала философия. Они должны потерять присущую

9—3600 257

им наивность, чтобы не зачаровать нас и не вынудить упустить действительно необходимое по времени.

Когда Вы грамматическим насилием превращаете то оштйво фрагментах Парменида в субъект предложения [386] , я охотно приобщаюсь к смыслу, какой Вам затем открывается, я тронут, мне сразу же хочется услышать больше, — но потом я сомневаюсь: не заведет ли этот путь в тупик, если только опыт не преобразуется в явление этого мира, в практику, познание, — иными словами, если в нас не запечатлятся масштабы и ориентиры, явленные косвенно.

То, что Вы говорите о нас как о "гномах'*, вполне созвучно моему ощущению. Иногда я употребляю это же выражение, которое, насколько мне известно, первым использовал Буркхардт [387] . Но я сознаю и какая гордость заключена в том, чтобы войти в пространство великих, осмелиться в каком-нибудь закоулке негромко сказать свое скромное слово и заметить, что не принадлежишь к их кругу, однако был среда них, причем иначе, нежели большинство твоих современников. Потому-то мы знаем, насколько мы малы. Но вместе с тем — какое притязание: ты находился в общении с ними!

Посылаю Вам также мое выступление (в Женеве, 1946 г.) [388] и мою последнюю книгу [389] , — конечно не претендуя на то, чтобы Вы все это читали, но с надеждой, что Вы при случае кое-что посмотрите, например в последней книге разделы о технике [390] и о науке [391] .

Послать ли Вам мои публикации, вышедшие начиная с 1945 года? Разумеется, не для чтения, вопрос только в том, захотите ли Вы поставить эти книги на полку, или Ваше пространство зарезервировано для лучших вещей.

Ницшевский лавдшафг [392] , которым мы наслаждались целый месяц, был восхитителен. Я подумал, можно ли из того места, откуда Вы мне пишете, найти средства показать кое-что для меня очевидное: почему Рильке не таков по натуре, как Гёльдерлин и Ницше, а представляет собою бессознательную мимикрию под обоих в артистически приличной жижи и смерти, но без истока и подлинности, понятную только благодаря этим двоим и некоторым другим? И как возможно странное самооткровение, какое совершают Брехт [393] и Больнов [394] , провозглашая Рильке "экзистенциальным философом" и читая о нем лекции, которые почти всех убеждают, захватывают, а притом столь же благонамеренны и приличны, как и сам Рильке, — нет, это слишком: Рильке, конечно же, нельзя поставить в один ряд с этими двумя.

Но довольно об этом.

С сердечным приветом,

Ваш Карл Ясперс

[134] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Тодгнауберг, 21 сент. 49 г.

Дорогой Ясперс!

Не хочу более откладывать благодарность за Вашу книгу, прекрасную внутренне и внешне, и за Ваше выступление [395] . Вы очень меня порадовали, особенно Вашим посвящением [396] . Надеюсь, в октябре смогу сделать ответный подарок.

9* 259

Волны общественного доходят и сюда. Поскольку я читатель медлительный, ответить надлежащим образом пока не могу. Вообще писать трудно. Надеюсь, в обозримом будущем Вы снова приедете в Германию. Тогда непосредственный разговор мог бы кое-что привести в движение, прежде всего самое важное.

Мне кажется, очень важно, что одновременность и параллельность китайских, индийских и европейских столетий Вы мыслите как осевое время [397] . Ибо здесь скрыта мировая ось, и однажды она могла бы стать полюсом, вокруг которого вращается современная техника.

Я согласен с Вами — вскоре Вы увидите это отчетливее — и в том, что современная техника есть нечто сущностно иное, нежели вся предшествующая.

Но как раз это иное ведет свое сущностное происхождение от греческого начала европейского, и только оттуда. Я слишком мало знаю, чтобы решить, могла ли эта техника вообще произойти из двух других пространств осевого времени.

Но где масштаб интерпретации этих трех временных пространств?

Я не могу не высказать опасения, что Ваша интерпретация этих пространств (в том числе греческого), вероятно, находится в слишком традиционном круге представлений, где они выказывают больше сходства, нежели, возможно, имеют. Вы отвергаете мысль, что современная техника имеет наступательный характер. Но он у нее есть, и потому он также есть у естествознания наук и истории нового времени. Соотношение между современным естествознанием и современной техникой кажется мне у Вас недостаточно ясным. Но, по сути, оба коренятся в сущности техники, которую я намечаю в "Письме о гуманизме" [398] . Эта