Шрифт:
Звание заслуженного артиста РСФСР Кононов получил лишь в 1989 году, да и то, по его же словам, случайно. Якобы он бежал по коридору студии, столкнулся с кем-то из начальства, и тот внезапно решил: «Вот вам-то мы и присвоим звание». Видимо, была разнарядка, но кому присвоить звание, никак не могли выбрать. Тут и подвернулся под руку Кононов. А если бы не подвернулся?
В то время отечественное кино переживало не лучшие свои времена, можно сказать, собственными руками рубило сук, на котором сидело. На широкий экран сплошным потоком устремились «чернуха» и порнуха, и таким актерам, как Кононов, в новых картинах места просто не находилось. Однако не в силу того, что режиссеры не хотели его снимать, — предложения он получал, — просто Кононов сам категорически возражал, не желал изображать на экране откровенного придурка или сексуального гиганта. Исключения он делал для тех режиссеров, которых прекрасно знал по прошлой работе. Так, в начале 90-х Кононов снялся у братьев Михалковых: в двух фильмах Андрея Михалкова-Кончаловского — «Ближний круг» (1992) и «Курочка Ряба» (1994) — и в фильме Никиты Михалкова «Вспоминая Чехова» (1993). В 1992 году Кононов снялся в двух совместных (российско-польских) фильмах — «Агент царской охраны» и «Прекрасная незнакомка».
Рассказывает М. Кононов: «Что касается актерской профессии, в последнее время мне всякие роли предлагают. Но качество, да и все в мире кино и театра настолько убого…
Я когда-то снимался в картинах такого плана, которые сейчас называют «мыльными операми». «Большую перемену» я считаю «мыльной оперой».
Но сегодня «мыльная опера» — это что-то настолько скользкое, противное и вонючее! В это мыло явно что-то нехорошее подмешивают…
Однажды на одной из кинопроб я даже разрыдался. Все решили, что это я так в образ вхожу. А я рыдал от ужаса перед сегодняшним кино и телевидением. И от роли отказался, хотя деньги предлагали большие. Нельзя с этим выходить на зрителя. Искусство должно быть оптимистичным…»
Еще в 70-е годы Кононов и его жена Наташа приобрели домик в деревне Власово под Орехово-Зуевом и жили как бы на два дома: в Москве, в районе метро «Белорусская», и в деревне. Однако жизнь в деревне была не слишком радостной в силу того, что соседи Кононовым попались не очень доброжелательные. Поэтому в конце 80-х они продали и дом во Власове, и московскую кооперативную квартиру и купили дом в подмосковных Бутырках (Истринский район). Правда, справить достойно новоселье они смогли не сразу — очень долго шел ремонт дома-развалюхи постройки еще прошлого века. Восемь лет Кононовы выбивали стройматериалы и все эти годы жили, можно сказать, прямо на стройке. Однажды, во время ремонта, обвалилась стена, которая выходит на деревенскую улицу. И Кононов с женой, находясь в доме, оказались словно в театральной декорации. Слава Богу, что обвал произошел летом!
Новоселье Кононовы справили в конце 94-го. Хозяйство у них было небольшое, но добротное: 24 курицы, петух-террорист (так его называли односельчане за крутой нрав), поросенок (подарок знакомого фермера). В интервью газете «Неделя» в ноябре 1993 года Кононов так рассказывал о своем деревенском житье-бытье:
«Мы ведем размеренную жизнь. Подъем — около шести утра, и сразу — бесконечные заботы. Правда, вечерами засиживаемся допоздна — типично городская привычка. Соседи нам говорят: хорошо, что у вас полночи свет горит, — на душе спокойнее. Правда, когда пьющий тракторист сшибает очередной столб и на несколько дней свет выключается, приходится долгие вечера сидеть при свечах, керосиновых лампах и без всякой информации.
А вообще это обычная подмосковная деревня, и у меня обычная крестьянская жизнь. Я все хлебаю полными ложками — как остальные местные жители. Масса серьезных проблем. Особенно когда нет посевного материала, нет комбикорма, чтобы прокормить свинюшку или кур. Пока натиск этих проблем я выдерживаю. Другое дело, насколько меня хватит: годы-то идут, и, честно говоря, становится все тяжелее.
Сейчас разоряют многие деревни, сжигают усадьбы. Все это не может не тревожить. Идет беспредел. Дикость какая-то.
Нам, деревенским, даже приходится обороняться от приезжих грабителей…»
На вопрос о своих творческих планах Кононов ответил так:
«Лично у меня сейчас полоса отгороженности от всего. Я потерял многих друзей. Живу довольно замкнуто. И свято чту то, что сделало в кино мое поколение. А у нас было потрясающее поколение! Люди, которые любили истинное искусство и в служении ему порой отдавали свои жизни. Они не зарабатывали больших денег, да и не стремились к этому. Наше поколение — это поколение Владимира Высоцкого, Олега Даля. Мы все имеем одни идеалы, устремления…
А нынешнее поколение… Я не вижу ни одного молодого режиссера, у которого хотел бы сняться. Клянусь, не вижу. Да, они работают профессионально, у них все точно рассчитано. Но нет главного — души. Их фильмы меня не трогают, не задевают. Все выхолощено, понимаете?
То же самое в актерской профессии. Вроде бы все делается правильно. Правильно плачут и смеются. Но, как говорили наши педагоги, внутренний актерский порыв должен переброситься через рампу или через экран — к зрителю. Иначе ты хоть залейся слезами, хоть обхохочись, а зрителю не будет ни грустно, ни смешно, и душа его будет молчать. Вот этот «переброс» сейчас бывает крайне редко…»
В 1996 году Кононов внезапно решил переквалифицироваться в тележурналиста. Он задумал снимать небольшие очерки, и за эту его идею ухватились на Московском телеканале, в программе «Подмосковье». Несколько таких очерков вскоре вышли в эфир, однако затем дело застопорилось.
Как и многие его коллеги, Кононов в те годы не избежал и участия в политике. Одно время входил в блок КЕДР, затем записался в активные сторонники Александра Лебедя. В одном из тогдашних интервью актер так объяснял свои политические пристрастия: «Это не было слабостью. Была лишь попытка разобраться в людях. Это мои исследования людей на сегодняшнем этапе. Завтра я могу быть даже с Брынцаловым, разговаривать, общаться, пробовать понять его, узнать, что он на самом деле представляет собой. Люди ведь играют в жизнь…