Они вошли с суровыми лицами и встали плечом к плечу. Три богатыря, только без коней.

Немая сцена длилась недолго. Ее прервал Лощинин, показав, кто на ближайшее время в этом доме хозяин.

– Докторова можно на время отпустить. Скомандуйте, Андрей Николаевич, пусть Игорек посидит где-нибудь наверху.

Гурков скомандовал, и совершенно обалдевший Докторов поплелся наверх в игровую комнату – туда, где бильярд, рулетка и карточный стол.

Хозяин попытался перехватить инициативу. Он подкатил к буфету изящный сервировочный столик, нагрузил бутылок на любой вкус, кучу легких закусок и все это попытался перевезти в дальний угол зала, где диваны, кресла и низкий столик на гнутых ножках.

Но Лощинин остановил Гуркова.

– Не туда, Андрюша! Вези, брат, поближе к телевизору. Будем с тобой кино смотреть.

Хозяин повиновался. Он быстро, на ходу развернул свою тележку. Бутылки звякнули друг о друга, но не упали.

А Жук в это время уже возился с видеомагнитофоном…

Фильм шел десять минут. Это даже не фильм, а то, что успел смонтировать Максим Ежов… Там были основные записи разговоров в «Таганке», которые подтверждали причастность Гуркова к убийству бомжа, к пистолету ТТ, на котором несколько мокрых дел. Здесь была снята и записка, написанная Докторовым, с которой списывал свой предсмертный опус несчастный Семен Шульман. Подробно была снята Газель и ее побитый хозяин Саврасов. Были кадры, которые привез Лощинин: Газель и Докторов у офиса адвоката Крутовой.

Дополнительно дали прослушать последнюю запись беседы Гуркова с Докторовым о взрыве, в котором должны погибнуть телевизионщик Ежов и адвокат Крутова… Жук три раза прокрутил последнюю фразу разговора: «Не подведи, Игорь. Обоих и одним махом!»

– Опасные слова, Андрей Николаевич. Это не просто одобрение. Это приказ. Заказное убийство.

– Я все понял… Это пока черновик. Завтра в Москве вы приведете это в порядок, дополните материалами следствия, допросами дружков бомжа, которые видели Докторова и еще чем-нибудь… Ведь так?

– Точно Гурков! Приятно общаться с умным человеком.

– Взаимно, Лев Львович…Но меня валить вы пока не собираетесь. Сложно, хлопотно, хотя и возможною Так?

– Так. Иначе мы бы сюда не пришли.

– Понял, Лев Львович… Ваши условия.

Было удивительно, как Гурков преобразился. Только что ситуация была безвыходная, а сейчас появился просвет, и он рванулся вперед, готовый сдать всех, только бы удержаться на теперешнем уровне. Только бы стать действующим мэром Правдинска.

– Я на все готов. Ваши условия?

– Первое, Андрюша. Тебе надо беречь жизнь нескольких человек.

– Кого?

– Прежде всего – себя… Шутка! Прежде всего, Жука и Кима, поскольку они остаются в Правдинске. Ни один волос не должен… и так далее. Кроме того, троих москвичей – меня, Ольги и Дениса Носова… Шестой – Максим Ежов. С ним особый разговор.

– Слушаю, Лев Львович.

– Максима надо лечить в Москве, а не в вашей больничке… Пятьдесят тысяч долларов на стол и завтра я везу парня в Москву, В лучшую клинику.

– Слушаюсь, Лев Львович!

Гурков все указания Лощинина выполнял в одно касание. Пока не было ни одного невыполнимого или очень обременительного… Со стороны создавалось впечатление, что хозяин дома принимает высокого гостя, но сам он лишь на ступеньку ниже званием… Гурков вел себя как полковник, к которому внезапно приехал генерал со свитой: Жук – это тоже полковник, а Ким – майор, но не простой, а при генерале… Вот такая иерархия!

Гурков вытащил из сейфа шесть пачек американских денег в хрустящих и пахнущих краской банковских упаковках. Новенькие баксы – они как нечитанные книги!

Лощинин глянул краем глаза и сделал генеральское замечание:

– Я сказал пятьдесят тысяч!

– Вот они – пятьдесят. А эти десять – презент. Это, Лев Львович, мой личный подарок Максиму. На усиленное питание.

– Хорошо… Теперь еще один важный вопрос. Надо срочно освободить Дениса Носова.

– Как? Я, Лев Львович, на все готов. Скажите, что делать.

– Докторова топить! Пусть все берет на себя. Пусть напишет признание и добровольно перед камерой во всем сознается. И с деталями, которые следствию нужны.

Гурков ушел наверх, и было ясно, что он нескоро вернется. Ему надо было уговорить Игоря подставиться одному и сесть на восемь-десять лет. И все это под обещания: «Мы тебя через три года вытащим. Будешь жить на зоне, как король. Отдельный барак тебе соорудят. Посылками завалим… Еженедельно баб будем доставлять».

Условия хорошие, но свобода дороже. И вот тут в дело идут угрозы: «А если не согласишься или сдашь кого – везде достанем. По кускам будем резать!»

Они спустились через тридцать минут и Лощинин начал диктовать чистосердечное признание с деталями, включая мелочи… Чем поил Шульмана, куда выбросил бутылки, в каком блокноте писалась записка, какой ручкой…