Испугавшись за себя, актриса бежала…

Только на Арбате, недалеко от своего, теперь уже бывшего дома Вера вспомнила, что шла к Бармину, как к важному чиновнику. Шла просить за свою комнатку. Надеялась на помощь или сочувствие…

Теперь не на кого надеяться… А театр! Как же она могла забыть про свой родной храм искусств! Про Семена Марковича Турищева. Нет, они, конечно, расстались не друзьями, но главреж – мужик отходчивый. И синяк под глазом у нег должен был зажить.

Верочка убедила себя, что без Семена Марковича никак нельзя. Они вместе пойдут в милицию, он её опознает, и тогда ей выдадут новый паспорт. Только так!

Она решила зайти в театр не с главного, а со служебного входа. Её же никто не увольнял. И где-то в театре лежит трудовая книжка – единственный её реальный документ.

Верочка не торопилась. Она знала, что сейчас в театре самый разгар репетиции. А когда Семен Маркович в творческом экстазе, то не стоит его тревожить. Хуже будет!

Она обогнула здание театра и вошла во внутренний дворик… Последний раз Верочка была здесь около месяца назад. Тогда после скандала с Семеном, вся мокрая от шампанского она бежала за помощью к Левушке. Сейчас же после скандала с Левушкой она шла за помощью к Семену… Так всё изменчиво в этом мире. Ну, просто кошмар!

Верочка с тревогой приоткрыла дверь в служебный коридорчик. Вглубине на месте вахтера сидела малознакомая женская фигура. Старушка была из новеньких. Они виделись мельком и не больше двух раз. Жаль, но подслеповатая сторожиха могла и не запомнить Веру.

Уже в коридоре начал кружить голову знакомый запах кулис. Он такой своеобразный и такой одинаковый во всех театрах. Цирковой запах – здесь все понятно. А чем пахнет сцена? Влажными досками, красками декораций, гримом, пылью бархатных кресел? Никто не знает, но настоящий театрал пьянеет от этого аромата…

Верочка зажмурилась, вошла и всей грудью вдохнула воздух храма Мельпомены.

Открыв глаза, она замерла и уставилась на доску объявлений. Вахтерша задавала невнятные вопросы, но Верочка ничего не слышала. Она читала собственный некролог под собственной фотографией в траурной рамочке.

С одной стороны – это шок, а с другой… Ей было очень приятно читать про себя такие милые слова. Она и талантливая актриса, и восходящая звезда, и красивая, добрая, отзывчивая женщина. А еще приятно, что её образ навсегда сохранится в сердцах всего коллектива.

Наконец до Веры дошел монотонный вопрос сторожихи:

– Вы что, знали эту?

– Кого?

– Ну, эту Заботину, покойницу нашу.

– Знала…Обидно! Фотография здесь не самая лучшая.

– Так ей-то, Заботиной, все равно. Закопали и забыли.

– Как закопали?!

– Обыкновенно. На кладбище. Ты что, не знаешь, как людей хоронят? Правда, всё в спешке было. Как раз в моё дежурство. Сначала сообщили, что она на лавочке застреленная. Потом милиция прискакала и нашего Семена Марковича в морг увезла.

– В морг?

– На опознание. Так положено… А потом срочно, говорят, хороните… Ты, милая, сходи к ней. А-то и на девять дней её никто не навестил. Сразу покойницу забыли… Вот у меня в журнале адресок её могилки.

Перед бегством из Москвы Петр Колпаков успел навестить Аркадия. Надо было решить два вопроса. Первое – забрать у риэлтора его старенькую Ладу. Второе – запутать следы.

– Ты, Аркаша, все вали на меня. Это я Заботину искал. А ты квартиру расселял и ни в какое Раково не ездил.

– Почему?

– Потому, что если Чуркин узнает правду, он сначала Веру убьет, потом тебя, потом меня с Наташей. Тебе это надо?

– Все понял! Не был я ни в каком Раково, и знать о нем ничего не знаю. Это ты Заботину нашел, сумку украл и к трупу подкинул. А где ты её нашел, я не знаю.

– Молодец, Аркаша, все на лету хватаешь…

Чем ближе была деревенька Раково, тем у Колпакова больше было уверенности, что все он делает правильно. Далась ему эта Москва! И воздух там грязный и женщины избалованные… В Раково, для Наташи он будет действительно единственным. Не для красивого словца, а потому, что в округе других просто нет.

Колпаков с трудом вспоминал конкретные черты Наташи. За последние дни он столько думал о ней, что в воображении она была яркой русской красавицей. И характер был добрый, покладистый, любящий. Но это всё у той, которую он себе выдумал. А настоящую он просто не знал. Не успел узнать.

При всем своем ментовском характере Петр был стеснителен с женщинами. Понятно, что не со всеми. С преступницами или свидетельницами – нормальные деловые отношения. Если какая знакомая развлечься хочет – нет проблем. Но как только появлялась претендентка на руку и сердце, Колпаков робел, как подросток.