– Нет. Один из них всегда остается. Чаще – Сергей. Но иногда Федя или Виктор… Мне даже показалось, что они все Илью стерегут. Ну, чтоб тот из подвала не выходил и побольше работал.

– Так ты говоришь, Настя, что того, который в подвале, Ильей зовут?

– Да, Илья Ильич Ромашкин. Я с ним почти не общалась. Он лет на пять меня постарше… Он смешной такой. Весь в своей науке. Ты знаешь, Сеня, как таких ребят в школе дразнят?

– Ботаниками?

– Точно!

К этому времени Арсений уже точно знал, что использует романтическую учительницу на всю катушку. Её и сейчас можно было брать голыми руками. Но ей предстояло слишком сложное задание, и он решил закрепить её преданность еще чем-то, кроме постели. Например, страхом или любовью к Родине. Патриотизм, он, иногда, держит посильнее секса…

Вечером Арсений заглянул к своему старому приятелю. Бывший ювелир и гравер Иван Бубнов занимался не совсем легальным бизнесом. Даже больше – абсолютно нелегальным!

Нет, у него была маленькая фирмочка с вывеской, секретаршей и отчетами в налоговой инспекции. Она сводила концы с концами, но никакого дохода не давала.

Формально контора Вани Бубнова изготовляла для народа бланки, штампы, печати. Заказов было мало, и в свободное от работы время Иван для проверенных людей клепал разнообразные документы – от водительских прав до депутатских удостоверений. Он мог бы сляпать и ксиву под Президента, но заявок пока не было.

Арсения удивило одно обстоятельство. Оно даже насторожило – уже поздний вечер, а Бубнов в своем офисе и ни в одном глазу.

– Не узнаю тебя, Иван. Почему до сих пор трезвый? Женился?

– Не дай бог!

– Или закодировался?

– Опять не угадал, Арсюша. Я завязал по собственному желанию. По велению души.

– Раньше твоя душа горела и жаждала.

– Она не знала, Арсюша, других удовольствий. Не знала, что мир прекрасен… Мы с тобой два года не виделись? Так за это время я успел пять раз в Европе побывать. Как у меня большие деньги появились, так меня на высокое искусство потянуло. Париж, замки Луары, Неаполь и всякое такое прочее.

– А искусство только трезвым дается?

– Именно так, Арсюша… В первый приезд в Париж я выпил как обычно и в Лувр. Стою перед шедевром Леонардо и чувствую себя полным дерьмом. А на следующий день протрезвел и бегом в тот же зал. Не поверишь – такое по мне благолепие разлилось. Тут же поклялся завязать.

– Завязал?

– Не совсем. Я сейчас как английский лорд: рюмочку виски или бокал красного. И не каждый день, а так, изредка… Ты говори, Арсюша, какая нужда тебя ко мне привела. Ты же очень практичный и без повода не зашел бы.

Арсений объяснял долго и путано. Придуманная им версия казалась очень складной, но при изложении её вслух он сам почувствовал, что обильно развешивает лапшу на уши.

Одно хорошо – Иван привык к подобным заказам. Сотни братков бродили по Москве с его фальшивками. Он предпочитал меньше знать, чтоб дольше жить.

– Итак, Арсюша, я уже забыл все твое словоблудие. Мне нужно только то, что мне нужно для работы. Да и это я сразу же забуду… Значит, ты хочешь стать полковником? Жирновато для тебя. Возрастом не вышел. Предлагаю присвоить тебе подполковника.

– Согласен.

– По должности – начальник отдела по борьбе с чем-нибудь. С оргпреступностью, например.

– Согласен.

– Из установочных данных изменим лишь фамилию. И ту чуть-чуть. Был ты Хреков, а станешь Храпов.

– Согласен.

– Завтра достану тебе форму для фото. А послезавтра сдаю работу.

– Согласен.

– Тогда гони штуку баксов… Как всё просто стало, Арсюша! Десять зеленых американских бумажек, и ты подполковник ФСБ.

Верочка никогда не бывала на этой знаменитой улице. Почему-то ей казалось, что там только старенькие купеческие дома. Три тополя и дюжина двухэтажных особнячков. Но она ошибалась. Близость к центру Москвы сделала землю на Плющихе золотой, и тут появились солидные десятиэтажки новых купцов.

Еще раз, взглянув в паспорт, Вера улыбнулась. Да и как она могла подумать об особнячке, если в документе четко стояло, что эта Ольга Сытина прописана в квартире сорок пять. Не поместится столько дверей в маленьком домике.

Она начала привыкать к своему новому имени. Актрисы умеют быстро вживаться в образ. Правда, у неё не было почти никаких исходных данных. Только сумочка той самой Ольги. Но и это не так мало.

В куче совершенно бесполезных мелочей Верочка раскопала две помятые детские фотографии. Это могли быть только они – Иван да Марья, дети этой несчастной Ольги.

Долго вглядываясь в детские лица, Верочка заплакала. Не громко, не навзрыд, а так – слезы сами потекли из глаз без всяких актерских ухищрений. Да и для кого играть? Зрителей вокруг не было. Одни прохожие…

Детей было действительно жалко. Если Ольга Сытина похоронена тайно и под чужим для неё именем, то и муж, и дети не считают её мертвой. Для них она просто пропала. Ушла куда-то и исчезла. Они ждут её, надеются, прислушиваются к любому шороху за дверью. А в это время какая-то бывшая лицедейка, стоя перед их окнами, грубо копается в сумочке их убитой матери.