Семена Марковича сразу взял под крыло смотрящий в хате и определил ему шконку (койку) подальше от параши. Самая элитная кроватка!

Смотрящий провел краткий инструктаж:

– У нас правильная хата. Все живем по понятиям… Правила простые – уважай соседей. Не матерись, не используй парашу, когда народ кушает, не роняй хлеб на пол и вообще – мой руки перед едой…

А еще для нового постояльца решили сыграть спектакль под названием «Сознанка». Смотрящий подмигнул рыжему парню, и тот начал колотить в дверь с глазком и окошком-кормушкой:

– Открой, начальник! Сознаться хочу! Бумагу дайте! Чистосердечное писать буду…

Когда бумага появилась, все сгрудились за столом и стали сочинять признание, напоминавшее письмо запорожцев султану. Целый час в хате стоял хохот. Общий смысл текста был следующий: «Сознаюсь, что много лет назад корешок по кличке Чубайс вовлек меня в банду Ельцина. Тот соорудил сходку авторитетов в лесу, в какой-то пуще. Паханы побазарили и здесь же пришили свою мать-родину. Расчленили её и ограбили»… Дальше в том же духе.

Весь вечер хихикали, представляя, как следователь будет читать бумагу, как задергает ручками-ножками…

Семен Маркович приободрился – жить стало лучше, жить стало веселее… Он решил в ближайшее время поставить в театре какую-нибудь вещицу о тюряге. В крайнем случае пьеску «На дне».

В том, что его отпустят, и он вернется в театр, Семен не сомневался… Он же был наивный.

Машина, выехавшая из-за бугра была серая, но не Хонда, а простенькая девятка не первой свежести.

Верочка вскочила и, размахивая руками, рванулась на дорогу. Это не Москва, здесь попутчиков возьмут. И не за деньги, а просто так, по доброте душевной.

Парнишке за рулем было лет двадцать. Сытин сел с ним рядом и заговорил беспечным тоном:

– Хорошая тачка.

– Отличная! Но старая. Я уж третий хозяин у неё… А вам куда?

– К Москве поближе… Тебя как зовут?

– Лёха.

– Тёзки значит. И я Алексей. А это Вера… Вот что, Лёха, ты фирму Опель уважаешь?

– Еще бы! Мечта детства.

– Тогда так, Лёха. Тут в пяти километрах в роще стоит мой Опель. Я пишу тебе доверенность и отдаю навсегда.

– За бесплатно?

– Нет, за твою девятку. Уж больно она мне понравилась. Зверь, а не машина.

– Да, рычит она грозно… А Опель на ходу?

– Что ты, Лёха! Почти новенький. Двухлетка со всеми наворотами… Ищут нас, Лёша. Могут сторожить на шоссе. Если за Опелем поедут, поводи их часик и покажись. Сразу отстанут. Им мы нужны, а не машина… Договорились?

– Да я за Опель этих козлов три часа водить буду!

Осмотрев машину, Сытин улыбнулся простодушию похитителей. Этот Егор, конечно, не глуп, но дурак. Не обыскал тачку, не забрал деньги, ключи, документы. Опель так и простоял почти сутки с открытой дверью.

Обмен оформили за десять минут и сразу поехали. Впереди гордо плыла красная иномарка, а в ста метрах серой мышкой плелась девятка.

Пыльная проселочная дорога не могла длиться вечно. Но там, где начинался асфальт, притаилась в кустах осторожная Хонда. Она сидела в засаде, поджидая свою жертву.

На холме Сытин притормозил. Там впереди начиналась погоня… Лёха, очевидно, сразу заметил «козлов» и рванул Опель во весь опор. Хонда догоняла, но не очень. Они улетели налево, в сторону Москвы. И тогда рычащая девятка съехала с пригорка. Вперед и направо, туда, где Коломна, где домик у Оки.

Суетливая Наталья, дети, подарки, радостный смех – все это они ожидали. Но не думали, что после утери «Вальтера» Петя Колпаков по кличке Малыш вернется и будет вести себя как ни в чем не бывало. Сытин три раза назвал свою фамилию, сообщил, что у него была жена Ольга. Была и пропала… Малыш реагировал, но нормально. Без испуга, без дрожи в руках, без чертиков в глазах.

Или он артист гениальный, или ничего об убийстве Ольги не знает… Но Сытин решил устроить прямой допрос. И с пристрастием.

Наталья первым делом затопила баню и предложила мыться парами, по семейному признаку. Сытин почти согласился – парами, но по половому признаку. Мужики первые…

Мокрый и чистый Алексей выскочил в каком-то халате и придавил банную дверь бревном.

В срубе было лишь одно окошко величиной с обувную коробку. Через минуту задергалась дверь, и вскоре в оконце появилась голова Малыша. Не вся, но глаза, нос, губы.