Вадику стало совсем плохою. Тепло внутри исчезло окончательною и бесповоротно, осталась только глухая обида, тоска и раздражение.

— А может в пидарасы подался — вслух размышляла Маринка — ну где тебя носило, скажи уж. Только не пизди про работу, вижу же у бабы был, пахнет от тебя чем-то сладким.

Раздражение перешло в злость, рука держащая ложку задрожала и Вадик разжал пальцы. Ложка брякнулась на пол.

— Хули ложками бросаешься, — взъярилась Маринка, — ишь, чмо, ты у меня довыебываешся!!

— Я знаю. — Глухо сказал Вадик. — Знаю.

Если бы Маринка промолчала, он бы тоже не стал ничего говорить, но своими воплями, она вывела Вадика из себя. Ведь это она ему изменила, она! А ведет себя так, словно это он, Вадик, водил домой баб.

— Что ты знаешь, тля? — Нахмурилась Маринка.

— Тебя Гийя в жопу ебал. И просто так, тоже ебал. Я видел!

Вадик выпалил все это и тут же испугано втянул голову в плечи, опасаясь гнева жены. Маринка выпучила свои давно выцветшие глаза, потом кровь бросилась ей в лицо — щеки раскраснелись, губы стали алыми, словно напомаженными. Она прищурилась, так что глаза превратились в едва видимы щелки. Вадику вдруг некстати подумалось, что ее глаза сейчас стали похожи на глаза Фарита. Только у него глаза были добрые а у Маринки…

— Сучонок! — Выдохнула она. — А ты как думал? Твоим членом только посуду в шкафу протирать, он же как тряпка!

Она задохнулась, подавилась своим очередным криком и резко повернулась недовольно бормоча себе под нос.

Вадик застыл, растеряно глядя на ложку, что валялась на полу. Потом он взял в руки вилку, перевел взгляд на кусок мяса в алом борще, и повернулся к Маринке. Та стояла к нему спиной, чуть нагнувшись. Она колдовала над плитой гремя крышкой кастрюли. Ее толстая задница чуть выдавалась назад, смотрела прямо в лицо Вадику. Внутри у него все кричало от гнева и боли, ему было плохо очень плохо. Если вчера вечером ему было хорошо, как еще никогда не было в жизни, то сейчас ему было настолько же плохо. Вчера его переполняла радость и тепло, сейчас же в нем бушевал всепожирающий огонь. Все мысли исчезли, подчинясь неведомым инстинктам он нагнулся вперед и с силой воткнул вилку в округлый зад жены.

Маринка заорала и подпрыгнула, ударившись головой о вытяжку висевшую над плитой. Вадик отпрянул.

Маринка, продолжая вопить, обернулась и, размахнувшись, отвесила мужу затрещину, от которой он вместе с табуреткой полетел на пол. Маринка набросилась на упавшего мужа, беспорядочно молотя его руками. Закрыв голову, Вадик попытался подняться и получил удар ногой по ребрам. Озверев он оттолкнул Маринку обеими руками, и она отлетела, ударилась спиной о кухонный шкаф. Вадик вскочил на ноги, сжав кулаки, и тут увидел что жена схватилась за длинный кухонный нож. Ничуть не задумываясь он размахнулся и ударил по настоящему, — в лицо, чуть справа. Маринкин визг оборвался, и она повалилась навзничь, выронив нож. Она села на пол, потрясла головой и внезапно заревела. Слезы катились по ее раскрасневшимся щекам, словно два небольших ручейка.

Вадик резко развернулся и бросился прочь. В прихожей он схватил пальто, оборвав при том вешалку, подхватил ботинки, открыл двери и выскочил на площадку.

Обулся он только на первом этаже. Натянув кое-как ботинки, он накинул на себя пальто, и вышел на улицу. Все его внутренности сжались в тугой комок. В горле стоял колючий ком, а в глазах стало горячо и влажно. Он обернулся, бросил взгляд на подъезд. На втором этаже скалилось стеклянными клыками разбитое стекло, из распахнутых дверей несло кошачьей мочой.

Порыв осеннего ветра забрался в распахнутое пальто и Вадик мгновенно озяб. Он развернулся и решительным шагом направился к станции. Здесь больше нечего было делать.

Пройдя мимо лестницы ведущей на второй этаж, Вадик нырнул в знакомый закуток, и остановился перед железной дверью. Ручки на ней не было. Вадик уцепился пальцами за железную кромку и потянул ее на себя. Что-то лязгнуло в железном нутре, и дверь легко распахнулась. Вадик скользнул внутрь и помчался по коридору, к знакомому повороту.

Свернув за угол, Вадик облегченно вздохнул. Здесь было все по-прежнему — четверо мужиков топтались на месте, тихо ухая. Ему ничего не приснилось. Все было взаправду.

Вадик вошел в зал и увидел, что в дальнем углу на лавке сидит Фарит, вытянув вперед свои короткие ножки. Померанцев решительно направился к нему и без приглашения бухнулся рядом, на скамейку. Фарит посмотрел на него и вместо приветствия безмятежно улыбнулся, словно они не расставались.

— Фарит — хрипло сказал Вадик — что ты сделал со мной? Почему кругом все кажется чужим?

— Я ничего не делал, — тихо ответил татарин, — это сделало твое предназначение. Ты чувствуешь его. Оно нахлынуло на тебя, открывая глаза на то, что есть истинный мир, к которому ты должен стремиться.

Вадик потряс головой. Фарит говорил умно, правильно, его слова находили отклик в душе Вадика, но он чувствовал дискомфорт. Он достал из кармана одноразовую китайскую зажигалку и посмотрел на нее, пытаюсь сообразить куда он сунул пачку купленной по дороге Примы.

— На, покури. — Фарит вытянул из кармана своего халата мятую бумажную пачку папирос. Вадик с сомнением посмотрел на цветастую пачку, на которой было написано не по-русски, но потом ловко выудил из нее папиросу. Отказываться от угощения он не привык. Свои целее будут.