На вкус это была либо плохая водка, либо хорошо очищенный самогон. Но после резкого перехода из душной кабины, откуда до сих пор валил пар наших разгоряченных тел, в холодную снежную ночь Нигредо — это был уместный напиток.

Хотя, если честно, чашка горячего чая порадовала бы меня куда больше…

Отхлебнув, я передал бутылку Лене. Та тоже сделала глоток — и вернула бутыль Орде.

— Ага! — глядя на Бледного Лиса, стоящего с заложенными за спину (и крепко связанными) руками, сказал тот. — А блондинчик не удостоен?

— Нет, — твердо сказал Роман. — Он нас едва не сжег при подлете. Даже не спрашивай, как отбились… все равно не поверишь.

— Может, прокатим его до базы в кузове? — предложил татарин.

— Нам что, работники на шахты уже не нужны?

— И то верно, — пряча бутыль, сказал Орда. — Так, забирайтесь, живо!

— Помоги вначале контейнер вытащить, — сказал Мастер. — Там, в кабине.

У татарина округлились глаза.

— Чего? Серьезно? Вы привезли?

— Конечно. — Мастер пожал плечами. — Мы слов на ветер не бросаем.

— Ай, молодцы… — Орда хлопнул руками по бокам. — Ну и дела… Пошли… Мастер, а Костя-то где?

— Костя мертв, — сухо ответил Мастер. — Он тоже там… в корабле.

— Кто его? — В голосе Орды послышалось явное сочувствие. — Какая падла?

— Не заводись. Честная была дуэль. Костик сам виноват.

— Ты? — Орда сразу понял направление его мысли и ткнул в меня пальцем. — Ты Игоря шлепнул?

— Уймись, Анвар, это я его застрелила, — пробормотала Лена.

— Ты меня откуда знаешь? — насторожился Орда. Всмотрелся в нее. — Ты… Ленка! Водила!

В его голосе послышалась растерянность. Видимо, их отношения были сложными. Не враждебными, а именно сложными.

— Да, это я. Ну, что делать будем?

Орда махнул рукой:

— Ай, кто старое помянет… Иди в тепло, мы принесем… все.

Кабина аэросаней оказалась на удивление просторной. Может быть, потому, что здесь царил минимализм военного транспорта — одно лишь водительское кресло, похоже, снятое с какого-то корабля и снабженное привязными ремнями, выглядело прилично. Все остальное — сплошная кустарщина: холодные, некрашеные стальные стены; вмазанные в оконные проемы грубой, похожей на смолу замазкой, стекла; узкие лавочки из железных труб; висевший на стене решетчатый короб, в котором светились раскаленные докрасна спирали калорифера.

Мы уселись позади — я, Ленка, Бледный Лис. Ленка поерзала, устраиваясь поудобнее, потом сказала:

— Задница — она сразу разницу чует между сотворенным и сделанным…

— Это ты о чем?

— Корабли штампует Плюшка. И большую часть вещей делает там же автоматика. Это все немного чужое, не всегда то, что нужно, но удобное. А эти сани делали здесь. Из чего придется. Они, конечно, не очень комфортные, да и дизайнер рядом даже не ночевал. Но это то, что здесь нужно. Это сделано. Руками. Ты когда присмотришься, то сразу будешь понимать — где сотворенное, а где сделанное.

— Чего тут понимать, — буркнул наш пленник. — Сотворенное лучше.

— О да! — легко согласилась Лена. — Конечно! Вот только кондиционер в «Сильване» сразу сдох, когда мы туда вчетвером забрались. И так со всем — ты всегда знаешь, что можно из сотворенного выжать, а что нельзя. А то, что делают руками, всегда имеет запас.

— Ну и что с того? — спросил Бледный Лис.

— Хотя бы то, — усмехнулась Лена, — что некоторых самоуверенных сопляков в дорогих кораблях подбивают из ручного плазмомета, высунув его в люк.

Парень промолчал, только обиженного засопел.

Вряд ли наш путь длился дольше получаса. В кабине было темно, только несколько приборов тускло светились на приборной доске, да за спиной, в калорифере, багрово тлели спирали. Лучи света от фар скользили по черному, искрящемуся снегу. Нас мотало из стороны в сторону — сразу стало ясно, зачем к стенам прикручены крепкие ременные петли.

Но несмотря на гул, тряску, подпекающий спину жар — и мерзнущие на стальном полу ноги, я ухитрился задремать. И проснулся от того, что шум стих, а сани неподвижны.

Оказывается, во сне я завалился на Лену и она все это время безропотно держала мою голову на коленях.

— Извини, — пробормотал я, выпрямляясь. — Это не было этим… как его… домогательством.

— Догадываюсь, — фыркнула Лена. — Храпящий мужчина может домогаться только до подушки.

— Я храпел? — поразился я. В моем представлении храп всегда был уделом толстяков и много пьющих.