Вересаев в «Записках врача» изобразил Олейникова в докторе Стратонове — интересно прочесть, каким он был молодым […]

2 октября.

[…] Вчера была Ек. М. [Лопатина. — М. Г.] парламентарием от Мережковских. Д. С. предлагает Яну написать друг другу письма и их удостоверить у нотариуса, что в случае, если кто из них получит Нобелевскую премию, то другому даст 200.000 франков. Не знаю, но в этом есть что-то ужасно низкое — нотариус, и почему 200.000? Ведь, если кто получит, то ему придется помочь и другим. Да и весь этот способ очень унизительный. […] и выбрать Лопатэн для дипломатических разговоров! Все это мне очень неприятно. […]

У меня почти нет надежды, что Ян получит, но все же, если получит, то почему дать такую сумму Мережковскому? Ведь у нас есть и более близкие друзья. Если же получит Мережковский, то je ne tiens pas — их счастье!

9 октября.

Только что села в своем кабинетике, как вошел Ян и спокойно сказал: — Нобелевская премия присуждена шведскому писателю. […]

Потом мы с Яном говорили, как трудно нам будет жить. Считали доходы, расходы. […] если быть очень аккуратными, никуда не ездить, то можно кое-как жить, сократившись на еде.

Ян все же взволнован, пошел в город, пошлет вырезку Мережковскому. […] Я рада лишь, что неожиданно рано разрешился этот вопрос, иначе мы в ноябре очень, вероятно, волновались бы. Что делать? А, может быть, это и к лучшему.

10 октября.

[…] Начала Тургенева. Прочла Сирина. Какая у него легкость и как он современен. Он современнее многих иностранных писателей. Вот, у кого […] есть «ироническое отношение к жизни». Вот, кто скоро будет кандидатом на Нобелевскую премию. […]

11 октября.

[…] Встали все рано. Ян в хорошем настроении, уже работает. В доме приятная тишина. Может быть, хорошо, что премия «мяукнула» — все сосредоточатся и станут серьезно работать без всяких надежд.

18 октября.

[…] Я нахожу, что у нас слишком большое уединение и никаких развлечений, а они особенно нужны Яну. […]

20 октября.

[…] Вчера были у Кугушевых. Потом катались. Ася [кн. Кугушева. — М. Г.] впервые видела SuperCannes. На лице у нее написано удивленное восхищение. Вот, как живут — со своей машиной, а никуда не ездят, а мы всем этим объелись и все недовольны. […]

12 окт./25 окт. 10 ч. вечера.

[…] От Шассена очень милое письмо. Он дал интервью насчет своего посещения Яна. Дал очень умно. Между прочим, сообщил, что Мережковские в Швеции ведут пропаганду о своей бедности. Была статья об «Арсеньеве» в шведской газете, очень благоприятная. Шассен, видимо, надеется насчет будущего года. Ян чуточку повеселел, хотя веры и у нас очень поубавилось. […]

30 октября.

[…] Денег от сербов нет до сих пор! Галя уже в Париже. […]

[Из рукописных записей Ив. Ал. Бунина:]

31. Х. 31.

Без четверти пять, мой любимый час и вид из окна (на закат, туда, к Марселю). Лежал, читал «Письма» Мансфильд, потом закрыл глаза и не то подумал (соверш. неизвестно, почему) о кукованье кукушки, о дали какого-то весеннего вечера, поля, леса, не то услыхал это кукованье и тотчас-же стал действительно слышать где-то в далекой и глухой глубине души, вспомнил вечер нынешней весной, похожий на русский, когда возвращались с Фондаминскими из С. Валье, вспомнил его, этот вечер, уже как бесконечно-давний молодой и счастливо-грустный, и все это связалось с какими-то воспоминаньями и чувствами моей действительной молодости… Есть-ли вообще голос птицы прелестней, грустней, нежней и юней голоса кукушки!

Третий день хорошая погода. Рука лучше.

1-XI-31.

«La Toussant». Были с Верой на музыке, потом пошли в собор. […] Видел черепа: St. Honorat'a и St. Yeugoulf'а. В 3 началась служба — под торжественно-звучные звуки органа выход священнослужителей, предшествуемых мальчиками. Потом труба и песнопения — безнадежно-грустные, покорные (мужские голоса) под оч. тугие, кругло-катящиеся, опять таки очень звучные звуки органа, с его звучным скрежетом и все более откуда-то освобождающимся рычанием, потом присоединение ко всему этому женских голосов, уже грустно-нежными, умиленными: «А все таки, Господи, Ты единое прибежище!»

От Гали письмо. (Она в Париже.) Завтра «Jour des Morts» или «Les Morts».

[Из дневника Веры Николаевны:]

1 ноября.

День всех Святых. Все католики сегодня устремляются с цветами на кладбище, чтобы украсить могилы близких. […] В прошлом году мы были в этот день у Герцена. […] Потом юбилейный завтрак Лоло. И зачем это? […]

У Яна рука стала красная. Он боится экземы. […] Говорит, что за дачу 4000 фр. в декабре платить нечем. […]

2 ноября.