– Я, естественно, пожелала ему всего хорошего, поздравила и попрощалась. Мы расстались вполне по-дружески.

Подруга молчала. Алекса изо всех сил сжимала телефон. Только бы хватило сил говорить спокойно!

– Имоджен, я знала, что этот день настанет. И он настал. Я не собираюсь устраивать по этому поводу истерику. Гай де Рошмон появился в моей жизни и исчез. Конец романа. Со мной все в порядке. Честно. Абсолютно все в порядке.

Алекса так сильно сжимала телефон, что пальцы свело. И горло тоже свело.

Она слышала в трубке свое имя.

– Я сейчас приеду, – сказала Имоджен и в сердцах добавила: – Подонок!

– Гай! Servus. [17] Wie geht's, wie geht's? [18]

Голос, приветствующий Гая, звучал весело и радушно. Гай стиснул зубы. Но Генрих фон Лоренц знал, что делал. А делал он то, что было выгодно его проклятому инвестиционному банку. Гибнущему банку, находящемуся на грани банкротства.

Гая душил гнев, но он сумел это скрыть. Почему, черт возьми, Генрих не обратился к нему раньше? Почему обманывал его не один месяц, а тем временем затягивался в трясину долгов? Гордость, вот почему. Недопустимая гордость, которая обходится слишком дорого.

Затем свой гнев Гай обратил на себя. Ему следовало вникать более детально в проблемы инвестиционного банка Лоренца. Черт, это же его работа – следить за всем, держать в поле зрения абсолютно все, весь сложный механизм банкирского дома «Рошмон-Лоренц».

Интересно, сколько людей ему завидуют? И не только те, кто обитают вне семейной банковской империи Рошмон-Лоренц, но и внутри этого монстра? Сколько из них считают его положение завидным и жаждут занять его место?

Формально и фактически он – глава обширной, влиятельной и безмерно богатой финансовой династии. Когда после преждевременной кончины отца на его плечи легла тяжелая ноша, ему было двадцать с небольшим. С тех пор прошло почти десять лет, и его жизнь превратилась в сплошную череду забот и обязанностей. Да, это престиж, богатство, власть – все это имеется в изобилии, а в сочетании с родовыми корнями придает блеск его имени. Но плата за все – груз ответственности.

Эта плата неожиданно стала давить его.

«Но у меня нет выхода! Никакого!»

Он сжал губы и взял себя в руки, здороваясь с Генрихом и его женой Анна-Лизой в холле их альпийского замка. Раньше этот замок принадлежал эрцгерцогу, и над камином все еще висел герб Габсбургов, намекая на связь с королевскими особами. Генрих любил это подчеркнуть, хотя его собственный род насчитывал всего лишь полтора века. Гай снова подавил вспышку гнева. Генрих вот так же чрезмерно – и как выяснилось, совершенно неоправданно – гордился своей финансовой проницательностью.

«Правильно сказано в Библии о том, что падению предшествует гордыня», – пришло Гаю в голову.

Инвестиционный банк Лоренца находится на краю банкротства, но по оживленному приветствию Генриха и манерам добродушного дядюшки было невозможно догадаться, как опасно его положение. У Гая потемнели глаза.

Он изучил отчет по балансу банка «Инвестиции Лоренца» и другие операции, находящиеся в бедственном положении из-за глобального кризиса. Ему удалось восстановить платежеспособность в многоступенчатых подразделениях и корпорациях Рошмон-Лоренц и спасти основной капитал. Но возможность сделать этот процесс менее болезненным для инвестиционного банка Генриха была упущена.

И Генриху пришлось сделать то, что ему следовало бы сделать полгода назад – раскрыть настоящее положение дел и попросить о комплексе мер по изъятию расходов.

Это не только вывело бы его банк из затруднительного положения, но и приблизило бы к осуществлению заветной мечты. А не задумал ли Генрих это с самого начала? От него всего можно ожидать. Гай всегда знал, что в амбиции Генриха входит – любыми способами – расширить влияние своей семейной ветви. А Гай никогда на это не шел. И не только из-за деловых качеств Генриха – явное доказательство, что он был прав, плохое управление инвестиционным банком, – но и по более веским причинам. Мания величия Генриха распространялась не только на любовь к королевским замкам, но и на династические браки.

Гай не один год игнорировал прозрачные и не совсем прозрачные намеки. Что из того, что у Генриха нет сыновей, а только дочь? Она вполне может унаследовать его место в банкирском доме «Рошмон-Лоренц». На дворе двадцать первый век. Но Генрих считал это невозможным, хотя уже появились весьма компетентные молодые бизнес-леди среди и Рошмонов, и Лоренцев, которые поднялись на высшие ступени семейной корпорации, так что нет причин, почему бы Луизе, если у нее обнаружатся к этому склонности, со временем тоже не попробовать свои силы на этом поприще.