Мулланур и раньше отдавал себе отчет в том, что Учредительное собрание вряд ли будет проходить гладко. Он прекрасно понимал, что всем настоящим революционерам, пекущимся об интересах простого, трудящегося народа, предстоит тяжелая, упорная борьба с представителями правых партий и их приспешниками. Но он все-таки не сомневался, что дело народа победит. Правые поговорят, погалдят да и отступят: выпуждены будут признать, что самой надежной и твердой силой в стране, последовательно отстаивающей интересы рабочих и крестьян, являются большевики.

— Разогнали, говорите? — медленно проговорил он. — Что ж, стало быть, поделом.

— Туда ему и дорога! — беспечно улыбнулся Шариф.

— Верно говоришь, братишка! Туда ему и дорога! — поддержал Шарифа матрос.

Увлеченный разговором, он невольно ослабил свою железную хватку, и человек, схваченный его мощной короткопалой рукой, снова оживился.

— Господа! — завизжал он. — Да неужто вы сразу не поняли, кто это такие? Ведь это же большевистские прихвостни! Или на худой конец левые эсеры! Все они одной миррой мазаны! Одного поля ягоды…

— Что ты сказал? Ну-ка повтори, что ты сказал! — снова обернулся к нему матрос.

— Ну, ну, полегче! — Два дюжих молодца зажали матроса в клещи и стали медленно оттеснять от оратора. Но на помощь матросу уже протискивался сквозь толпу солдат-пехотинец в шинели и серой смушковой папахе.

Стало ясно, что теперь уж драки не миновать. Воспользовавшись суматохой, оратор, кричавший про бандитов-большевиков, улизнул. Ушел и высокий господин в шубе, сообщивший Муллануру о разгоне Учредительного собрания.

— Пойдем-ка, брат, отсюда и мы, — сказал Мулланур Шарифу. — Я думаю, у нас сейчас найдутся дела поважнее уличной потасовки.

— Куда же мы? В Таврический дворец? — спросил Шариф.

— Да нет, если это правда, что Учредительное собрание разогнано, в Таврическом нам делать нечего. Я думаю, в Смольный…

Мулланур хорошо знал это изящное здание, построенное Кваренги. В бытность свою студентом он часто им любовался, как, впрочем, и другими изумительными творениями зодчих Петрограда.

Но нынче Смольный выглядел не так, как в те далекие мирные времена.

Решетчатые ворота распахнуты настежь, напротив них дежурил броневик. Вокруг здания нагромождены штабеля дров, — очевидно, предполагалось, что в случае вооруженного нападения они будут служить укрытием. Снизу, у колоннады, темнели стволы двух шестидюймовых орудий. Тут же разместилось несколько пулеметных расчетов.

Часовой с красной повязкой на рукаве преградил им путь:

— Пропуск!

Он долго разглядывал их депутатские мандаты, медленно шевеля губами, словно читал по складам. Наконец церемония проверки была закончена, винтовка, преграждающая вход, отведена в сторону, приклад тяжело клацнул о каменный пол.

— Проходите!

Трудно было даже вообразить, что совсем недавно по этим длинным гулким коридорам важно плыли классные дамы и робко приседали в почтительных книксенах чинные смолянки — воспитанницы Института благородных девпц.

Рябило в глазах от серых солдатских шинелей, черных матросских бушлатов, перепоясапных пулеметными лентами, красных нарукавных повязок. Из комнат доносился треск «ундервудов». Плотное облако сизого махорочного дыма висело в воздухе.

Потолкавшись в коридорах Смольного, Мулланур и Шариф вскоре увидели, что впечатление хаоса и беспорядка было обманчиво. В этой вроде бы беспорядочной сутолоке царила жесткая и строгая система. Приглядевшись, можно было увидеть, что все эти люди не просто суетятся без толку, а уверенно спешат куда-то по своим, хорошо им известным и, как видно, неотложным долам. Праздных зевак здесь не было. Лица выражали озабоченность и целеустремленность.

Казалось, только опп двое в этом людском потоке растерянно плывут наугад, не зная, к какому берегу им надо причалить.

— Стой! Погоди! — окликнул Мулланура Шариф. — Так ведь и заблудиться недолго. Давай спросим у кого-нибудь… Хотя что спрашивать-то? Мы ведь даже толком не знаем, что нам нужно…

— Нам нужно найти Ленина, — сказал Мулланур.

— Скажешь тоже… — засмеялся Шариф. — Других забот у него нету, как с нами разговаривать.

Он подумал было, что его друг шутит. Но Мулланур и не думал шутить. Еще там, на вокзальной площади, предложив идти прямо в Смольный, он принял твердое решение во что бы то ни стало встретиться с Лениным. В Смольном это его решение, правда, слегка поколебалось: он вдруг на миг ощутил себя крохотной песчинкой в стремительном вихре. Но беспомощное лицо Шарифа, его растерянность вернули ему прежнюю уверенность в безусловной правильности принятого решения.

— Пошли, пошли, — дружески подтолкнул он Шарифа, словно и впрямь знал, куда идти.

— Может, сперва поедим чего-нибудь? — робко предложил Шариф. — Со вчерашнего вечера ведь во рту и маковой росники не было…

У него было такое жалкое, страдальческое лицо, что Мулланур невольно расхохотался. Однако Шариф был прав: Мулланур вдруг и сам ощутил волчий аппетит.

— Ладно, — сказал он. — Будь по-твоему. На сытый желудок и голова лучше работает… Эй, братишка! — окликнул он пробегавшего мимо матроса. — Где тут у вас поесть можно?