Шрифт:
Матрос на бегу махнул рукой в сторону лестницы, ведущей куда-то вниз. Мулланур с Шарифом спустились по ней и очутились в помещении, где раньше, судя по всему, размещался обслуживающий персонал Института благородных девиц. Теперь тут была столовая: во всю длину зала установлены длинные столы, покрытые клеенкой, в стене устроено окно для выдачи пищи. Дверь столовой все время открывалась и со стуком захлопывалась, в воздухе пахло капустой и ржаным хлебом.
— Может, нас здесь еще и не покормят? — усомнился Мулланур.
— Поко-ормят, — уверенно ответил Шариф. Запах еды мгновенно вернул ему всю его прежнюю бодрость и энергию. Уверенно кинувшись к окошку, он быстро все разузнал и радостно доложил Муллануру: — Это из какого-то полка привезли походную кухню. Кормят всех. Обед стоит три рубля.
— Ну, это нам по карману, — сказал Мулланур. Сунув в окошко две мятые зеленые трешки, они взяли причитавшуюся им еду. Обед был незатейлив. Он состоял из щей, каши и солидного ломтя свежего ржаного хлеба. Зато сервировка была более чем затейлива. Были тут и миски, и тарелки, и солдатские котелки, и глина, и фаянс, и жесть, и фарфор. Напротив Мулланура сидел конопатый солдатик и степенно хлебал серебряной ложкой щи из грубой глиняной миски. А матрос рядом с ним деревянной ложкой уписывал свою порцию каши из тонкой, изящной тарелки какого-то старинного и, видно, очень ценного фарфора.
— Проголодались, товарищ? — услышал вдруг Мулланур.
Но сразу сообразив, что вопрос обращеп к нему, Мулланур медленно поднял голову от своей тарелки. На него, весело прищурившись, глядели удивительно молодые и смешливые глаза.
— Советую вам взять еще одну порцию. Возьмите, возьмите, не стесняйтесь! — настойчиво посоветовал обладатель веселых глаз. И тут Мулланур увидел, что он не так уж молод, как сперва показалось. Однако и не стар. Лысина? Но лысеют, бывает, и смолоду. Бородка? Тоже не признак старости. Разве только эти густые темные тени под глазами. Но это скорее следы усталости, быть может, бессонных ночей. Хотя, с другой стороны, усталым он тоже не выглядит. От плотной фигуры веет спокойствием и силой. А глаза так и светятся острым интересом ко всему окружающему, живым, неиссякаемым любопытством.
Мулланур обратил внимание, что тарелка, стоящая перед его собеседником, отодвинута в сторону, а на ее месте лежат листочки мелко нарезанной бумаги, на которых он быстро что-то записывает. Но вот и листки бумаги отодвинуты в сторону. Собеседник всем корпусом повернулся к Муллануру.
— Издалека приехали? — прозвучал новый вопрос.
— Из Казани, — ответил Мулланур. — Я из Казани, — позторил он, — а товарищ мой из Оренбурга.
— Ну и как встретил вас Питер?
Почувствовав, что тут не просто праздное любопытство, Мулланур задумался. В двух словах разве расскажешь?
— Как обухом по голове, — улыбнулся он. — Ехали на открытие Учредительного собрания. Депутаты мы. А приехали и…
Он не договорил.
— И узнали, что Учредительного собрання больше нет? — весело перебил его собеседник. — Очень интересно! Очень… А как вы узнали о разгоне Учредительного собрания? Когда?
— На вокзале. Как только сошли с поезда, так сразу и узнали, — вмешался Шариф.
— От кого? Выкладывайте, пожалуйста, все подробности. Это ведь очень интересно.
— Нам сказал об этом один матрос, — стал вспоминать Мулланур.
— Да? И как же он вам это сообщил? В каких выражениях? — не унимался сосед по столу.
— Он сказал: «Опоздали, господа хорошие!.. Тю-тю… Амба!.. Нету, — говорит, — больше никакого Учредительного собрания. Было да сплыло!»
— Замечательно! Так и сказал?.. Просто великолепно!.. Спасибо вам, большое спасибо. Мы с вами еще увидимся. Непременно увидимся! А вторую порцию каши все-таки возьмите. Очень рекомендую!
Он встал, пожал Муллануру и Шарифу руки и, спрятав свои листочки в карман пиджака, быстро пошел к выходу.
Друзья, посмеявшись, решили последовать совету своего собеседника и умяли еще по порции каши.
— Ну как? — спросил Мулланур, когда с кашей было наконец покончено. — Теперь, я надеюсь, ты сыт?
Шариф провел пальцем по горлу, показывая, что наелся до отвала.
— Тогда пошли. Нам надо во что бы то ни стало найти Ленина.
И вот они снова идут все по тому же бесконечному коридору. Но теперь на их лицах совсем иное выражение — упрямое, целеустремленное, такое же, как у всех этих людей, снующих по коридорам Смольного. Они уже не растерявшиеся зрители в этом стремительном людском потоке. У них, как у всех, теперь своя цель, свое дело.
Внезапно распахнулась высокая белая дверь, и из комнаты, откуда доносился особенно громкий треск «ундервудов», быстрым, упругим шагом вышел черноволосый смуглый человек в кожанке. Неловко повернувшись, он больно толкнул Мулланура локтем в грудь.
— Виноват, — пробормотал он привычной скороговоркой и хотел было уже двинуться дальше, но что-то заставило его придержать шаг.
— Мулланур! Ты?! — крикнул он, все еще не веря своим глазам.
— Галимзян! — обрадовался Мулланур.
— Ибрагимов! Вот это удача! Вот это повезло, так повезло! — заулыбался Шариф. — Хоть одну родную душу встретили.