— Как сказал бы Баттен — самозащита, нечто слишком болезненное, чтобы всплыть на поверхность.

— Вот почему нам надо все выяснить. Шеф вернулся домой мокрый и явно неадекватный. Он нес какую-то чепуху об ангелах. Я взял его волос, и О’Хара делает анализ на ДНК. Извини, но у меня не было выбора. Я сказал, что мне нужно сравнить отпечатки. Понятно, что на одежде Хелены будет полно ДНК шефа, но если мы найдем еще чью-то…

— Ты имеешь в виду Терри Гилфиллана?

— Это не смешно, Костелло, совсем не смешно. Обо всем, что узнаешь, сообщи только мне и больше никому.

— Обиделся!

Андерсон взглянул на нее и, не отвечая, пошел к выходу.

— Колин! — Она догнала его у самых дверей. — Извини, но ты сам иногда даешь повод.

— Ты не видела ее вчера ночью, вернее, сегодня утром — после нападения, — сказал Андерсон, и его голос дрогнул. — А Алан никак не мог взять себя в руки, чтобы успокоить ее. У меня это не укладывается в голове.

— Колин, не лезь в чужие браки, — посоветовала Костелло. — Пойдем, пока Вингейт не начал читать по губам через окно.

— Я спрашивал утром, где ты был. Если спрошу еще раз, то получу вразумительный ответ? — спросил Андерсон. — Сейчас ты выглядишь получше.

— Принял ванну и поспал. Постарался встряхнуться. Поговорил с Хеленой по телефону. Похоже, у нее все нормально. — Макалпин с сигаретой в углу рта напоминал слегка отогретого покойника: глаза воспаленные, нос и щеки в ссадинах и кровоподтеках. Перед ним лежала раскрытая «Дейли рекорд» с его фотографией. Они ежедневно публиковали календарь, в котором рисунком, изображающем скрещенные кости, отмечали каждый новый день нахождения убийцы на свободе. — Чертовы таблоиды! — выругался он.

— Могло быть и хуже. — Андерсон поставил перед ним кружку с крепким кофе. Макалпин не обратил на нее внимания, и Андерсон, подняв с грохотом кружку, поставил ее на стол, а потом пододвинул к нему вместе с двумя таблетками дигидрокодеина.

— Я ездил на прогулку, старался навести в башке порядок.

— Ты гулял по воде?

— Скорее в воде.

— Мне так и сказать об этом старшему инспектору Куинн?

— Я сам ей скажу. Есть что-нибудь новое о нападении на Хелену?

— Куинн с ней разговаривала. Думаю, что наш новый шеф считает всех нас слишком большими приятелями, чтобы объективно заниматься расследованием. И она считает безопасность Хелены своим приоритетом.

— Ты хочешь сказать, что, по ее мнению, это мог быть кто-то из нас?

— От тебя вчера разило спиртным. А Хелена не почувствовала запаха от Кристофера Робина. И не смотри на меня так, убеждать надо не меня. Пока Куинн разговаривала с Хеленой, думаю, что мы все смотрели в другую сторону. Баттен был прав с самого начала. Он считает, что кто-то решил разобраться с Хеленой от твоего имени, если можно так выразиться. Но точно так же он мог разобраться и с Брендой — от моего. Просто твоя жена на виду.

— Ну да. — Макалпин пристально разглядывал дымящийся кофе и крутил таблетки, собираясь с духом, чтобы их проглотить. — Я займусь этим.

— Ты не можешь. — Андерсон глубоко вздохнул. — Нападение на Хелену означает, что теперь для тебя это дело — личное. Ты знаешь, что тебя отстранили. — Андерсон вздохнул и опустил голову, пожалев, что не курит: лучшего времени приобщиться к курению было не сыскать.

— А что, Куинн уже точно назначили? По всем делам? Ей нельзя поручать это дело, с ее дурацким гонором и спесью. Она тут же налетит на «Феникс», как только о нем узнает. Но чтобы расколоть О’Кифа — а он очень крепкий орешек, — понадобится помощь именно таких, как Лиза. Я не думаю, что Куинн — тот человек, который для этого годится.

— Она вообще-то не тот, а та.

— В ней мужского больше, чем в нас обоих.

— Это, при нашей работе, вполне естественно.

Костелло вернулась домой в половине шестого и была настолько измотана, что даже проверила по газете, просунутой под дверь, что сегодня действительно среда. Она была на ногах тридцать два часа: с места преступления — на совещание, с совещания — в архив, из архива — в участок, из участка — в управление, из управления — в Пейсли, оттуда — на квартиру Арлин, потом — звонок матери Арлин, которую она застала в редкий момент трезвости. Единственное, что ей удалось узнать, так это бредовые домыслы об Арлин и священнике: мамаша не одобряла никаких отношений с духовными лицами, которые не были представителями Римско-католической церкви.

Даже в душе Костелло перебирала в уме все перипетии отношений погибших девушек с О’Кифом и Лиском. Через тридцать минут она вышла посвежевшей, но ни на шаг не продвинулась в своих поисках.

Она достала из холодильника хлеб и положила в тостер. Сыр, пролежавший две недели и покрывшийся плесенью, она выбросила в мусорное ведро и, смирившись с отсутствием настоящей еды, поставила чайник.

На автоответчике замигала лампочка. Она знала, что звонок был из архива, но не хотела принимать сообщение на голодный желудок.