Эта книга — собрание очерков, повествующих об исторических «развил­ках», когда история нашего Отечества могла получить существенно различ­ное продолжение, и о том спектре альтернатив, который держали в уме участники событий (историки называют его «горизонтом ожиданий»). Пусть Вас не смущает, что выбор всякий раз, по видимости, совершают значитель­ные и высокопоставленные личности. Они всего лишь знаковые фигуры, о которых мы больше знаем и чей выбор символизировал выбор определенной части нации. Важно то, что, сознательно одобряя или не одобряя этот выбор, Вы совершаете свой собственный.

862 — Власть и волость

8 сентября 1862 г. в Великом Новгороде на площади между Софий­ским собором и Присутственными местами проходила невиданно пышная церемония. В присутствии государя императора, наследника цесаревича, членов императорской фамилии, Синода и Сената был торжественно открыт памятник Тысячелетия России.

Грандиозное сооружение, плод фантазии дотоле никому не изве­стного выпускника батального класса Императорской Академии худо­жеств Михаила Микешина, силуэтом напоминало одновременно шап­ку Мономаха и колокол. Но главная удача скульптора, обеспечившая победу его проекту, заключалась в удивительно точном переводе на язык скульптуры традиционного взгляда на отечественную историю. Сущность России виделась в уникальном сочетании «православия, са­модержавия и народности». Соответственно, в верхней части мону­мента ангел, олицетворяющий православие, благословляет коленоп­реклоненную женщину — Россию. Помещенные на втором уровне шесть групп представляли разные стадии становления российской мо­нархии. В нижнем ярусе располагались 109 персонажей, в частности и простого звания, положивших жизнь на создание великой России. Тысячелетняя история России мыслилась как тысячелетняя история монархии.

Памятник себе

Почетное место в среднем ярусе монумента занимала сцена призвания славянами на княжение варяга Рюрика. К юбилею этого события, собственно, и было приурочено торжество, ибо с актом «добровольно­го призвания» связывалось установление на Руси монархического на­чала и даже появление государственности вообще. Уже Василий Ни­китич Татищев — первый российский историк — изображал древнеру­сских князей самовластными государями, а политическую систему Древней Руси как монархию. Идея эта закрепилась в российском об­щественном сознании с появлением в 1816 г. «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина, ставшей для россиян своеобразным «открытием» собственной истории. Прекрасный язык, глубокое знание источников, яркие образы героев — все это сделало труд Карамзина основой исторических знаний многих поколений.

«Начало Российской Истории представляет нам удивитель­ный и едва ли не беспримерный в летописях случай. Славяне добровольно уничтожают свое древнее правление и требуют Государей от Варягов, которые были их неприятелями. Везде, меч сильных или хитрость честолюбивых вводили Самовластие (ибо народы хотели законов, но боялись неволи): в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш Летописец — и рассеянные племена Славянские основали Государство, которое граничит ныне с древнею Дакиею и с землями Северной Америки, с Швециею и с Китаем, соединяя в пределах своих три части мира. Великие народы, подобно великим мужам, имеют свое младенчество и не должны его стыдиться: отечество наше, слабое, разделенное на малые области до 862 года, по летосчислению Нестора, обязано ве­личием своим счастливому введению Монархической власти» (Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I: Гл. 4).

В трудах историка Михаила Петровича Погодина (сына крепостно­го, отпущенного на волю, получившего возможность учиться в Московс­ком университете и впоследствии ставшего его профессором и главой кафедры русской истории) добровольное призвание было истолковано в духе этой доктрины, но со значительным антизападническим заострени­ем в соответствии со знаменитой триадой министра народного просве­щения графа С.С. Уварова «Православие, самодержавие, народность». Сама формула Уварова была создана как своего рода полемический от­вет на знаменитый лозунг Великой французской революции «Свобода, равенство, братство»: вместо свободы Уваров предлагал православие как подлинную свободу (не в человеческом, а в божественном смысле), ра­венству противопоставлял самодержавие, а вместо космополитического братства выдвигал народность, т. е. национальную идею.

Противопоставление России Западу особенно усердно насажда­лось в эпоху Николая I. Перо Михаила Погодина было отзывчиво на пожелания начальства, и он писал, что в Западной Европе государства возникали в результате завоевания (например, галлов франками, бриттов норманнами), а на Руси — добровольного призвания варягов новгородцами. Поэтому русская история бесконфликтна и проникнута «народностью» (т. е. идеей единства русского народа и единения его с царем), а западная началась с порабощения и движется социальной борьбой и т. д.

Впоследствие представление об исконном существовании монар­хии на Руси было усвоено и «государственной школой» историков и марксистской историографией. Так, М.Н. Покровский считал воз­можным говорить о «варяжском абсолютизме» в Древней Руси. Да и в наши дни, открыв любой школьный учебник, мы непременно обна­ружим в начале главки сакраментальную формулу: «Во главе Руси стояли великие киевские князья, которые были полноправными пра­вителями страны», позднее переходящую в тезис о Киевской Руси как о «раннефеодальной монархии». А популярный политик запросто мо­жет заявить с экрана телевизора, что гражданское общество в России невозможно, ибо ее «естественный путь» — самодержавие.