В попытке прекратить даже думать о таком сильном искушении, Пьетро засунул руки в карманы брюк как раз в тот момент, когда она твердо заявила:

— Марина сегодня выходная, так что я не спущусь к обеду. Роберто принесет его мне сюда...

Вопль из детской заставил ее стремительно развернуться на месте, отчего юбка взметнулась, и поспешить на помощь своему сыночку. Совсем недавно она искупала, заново запеленала и накормила его, поэтому он не успел еще проголодаться. Возможно, все дело в газах, убеждала она себя, подхватив ребенка и прижав его личико к своей щеке. Она с облегчением улыбнулась, когда Тедди громко рыгнул.

Уложив ребенка обратно в кроватку, нежно поворковав и чуть коснувшись губами каждой его мягкой, как лепесток, щечки, Оливия попыталась сообразить, что именно Пьетро так спешит обсудить с ней. Скорее всего — все тот же больной вопрос, останется она или уедет.

Как бы там ни было, она не передумает. Это же надо быть такой дурочкой, и как только ее угораздило влюбиться в него? Значит, вдвойне, втройне важно укатить отсюда, от него. И побыстрее!

Оттягивая испачканный лиф платья от кожи, Оливия на цыпочках прошла из детской в ванную комнату, чтобы замыть пятно.

Из гостиной неслышно появился Роберто, сказавший со своей обычной широкой улыбкой:

— Buona sera, signorina [3] **.

За его спиной в дверях остановился Пьетро, следя за ней прищуренными глазами. От его взгляда у Оливии сердце ушло в пятки. Его рот сложился в отталкивающую прямую линию, а взгляд казался безумным. Уж не напомнила ли ему ее возня с ребенком о страшной утрате? Немыслимо даже представить себе, каково это видеть смерть любимой, вернее, двух самых дорогих людей, погибших от нелепейшей случайности.

Рыдание готово было уже вырваться из ее горла, но Оливия все же справилась с ним. Ей страшно захотелось утешить Пьетро, сделать его счастливым. Но это было не в ее силах. Она вопреки разумным доводам с каждым мгновением все сильнее любила его. Но понимала, что он никогда не захочет сблизиться с ней, не сможет воспылать тем же чувством.

Он явно продолжал любить свою жену, и маловероятно, что ему когда-нибудь еще раз захочется отдать свое сердце другой женщине.

Если бы даже все складывалось иначе, этот Мазини ни за что не возьмет в жены возлюбленную Франко, к тому же отвергнутую братом. Оливия почувствовала, как волоски по всему ее телу встали дыбом, и поняла, что нужно немедленно найти способ нарушить нервировавшее ее молчание. Облизнув губы, она произнесла приглушенным голосом:

— Вас уже ждут.

— Нет. Я воспользовался вашим телефоном, принес свои извинения и попросил Роберто принести ужин на двоих. Что он и сделал, как вы сами можете убедиться.

Пьетро чувствовал, что говорит деревянным голосом, и попытался выбраться из транса, в который погрузился при одном виде Оливии. Она порозовела от волнения, ее чистые глаза были широко распахнуты и слишком ярко светились, у основания тонкой шеи трепетно билась жилка. Одна рука прикрывала выпуклый изгиб левой груди, и Пьетро пожалел, что этого не делает его собственная рука.

У него вырвался негромкий стон. По опыту он знал, что Оливия с легкостью положит его на лопатки, а чисто животная похоть не годится в отношениях с ней. Бедной женщине пришлось нелегко, и она заслуживает лучшей доли. Тот ли человек Пьетро Мазини, который может дать ей это? Нет и еще раз нет, он не может взять на себя какие-либо обязательства перед ней или другой женщиной. Ему приходилось долго следовать этому правилу, и он не собирается и впредь нарушать его.

А здесь ты с совершенно определенной целью, резко напомнил он себе. Необходимо сообщить ей, что на уме у Никколо, и предупредить, что в случае согласия на предложение отца она совершит одну из самых страшных ошибок в жизни.

Увидев его мрачное лицо, Оливия вздрогнула. Обед наедине — дело излишне интимное. Получится ли скрыть свои чувства? Конечно, надо вести себя самым обычным образом, то есть, если верить родителям, изображать покорную дурочку.

Она хотела уйти в ванную комнату. Ткань платья все еще оставалась влажной. Ухватив край выреза и встряхивая его, Оливия пробормотала:

— Сынок обслюнявил мой новый наряд. Я должна была твердо придерживаться непреложного правила: новоиспеченным мамам не следует надевать ничего, кроме одежды, купленной на распродажах и благотворительных базарах.

Может, он скажет, зачем пришел и уйдет?

Ничего подобного Пьетро не сделал. Только наградил ее долгим всезнающим взглядом, от которого Оливия задрожала всем телом, а ее сердце забилось в таком темпе, что она едва не задохнулась. Он резко повернулся, вошел в ванную комнату и вернулся через секунду с полотенцем. Шагнув к ней, сказал низким голосом, с более заметным, чем обычно, акцентом:

— Позвольте, я помогу вам.

Осмотрев пятно, он медленно поднял одну руку и подсунул под вырез платья, а другой стал промокать его мягким белым полотенцем. Тыльной стороной пальцы слегка касались ее трепетавшей груди, и дыхание Оливии стало прерывистым. У нее было ощущение, словно она вошла в полыхавший костер. Его скулы окрасились румянцем, а тело напряглось, почти окаменело.