боснийское восстание… — Имеется в виду народное антитурецкое восстание 1875–1876 гг., начавшееся в Герцеговине и перекинувшееся затем в Боснию. Опасаясь распространения национально-освободительного движения южных славян на свою территорию, Австро-Венгрия выступила как ярый враг восставших.

«Времен от вечной суеты…»— неточная цитата из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» (1820), песнь третья.

Катенька— распространенное название сторублёвой ассигнации, на которой было изображение Екатерины II.

Дворец Дима *

Впервые — в журнале «Жизнь», 1900, № 1.

Ранний набросок произведения относится к середине 90-х годов — в «Нижегородском листке» в 1896 году (№ 166, 18 июня) был напечатан рассказ «Мальчик», близкий по содержанию к «Дворцу Дима». В нем те же действующие лица, но основной конфликт сводился к личной драме покинутой женщины и ее ребенка. (Рассказ был перепечатан «Самарским вестником», 1896, № 34, 27 июня.)

Снова вернувшись к этой теме в конце 90-х годов, Гарин расширяет границы повествования, усиливает обличительную направленность произведения против лицемерного «порядочного» общества, не признающего и не допускающего в свою среду «незаконных» детей.

Рецензент «Русской мысли», отметив, что переживания ребенка переданы «с большим мастерством» и автор показал «тонкое понимание детского духовного мира», приходит к выводу: «виновата… сила вещей и та сложность и запутанность житейских отношений, которые в данном случае, как нередко и в других, произвели драму» («Русская мысль», 1900, № 4).

В настоящем томе «Дворец Дима» печатается по тексту журнальной публикации.

Дюся— Надежда Николаевна Михайловская (впоследствии Михайловская-Субботина; род. 1880).

В сутолоке провинциальной жизни. 1886–1896 *

Впервые — в журнале «Мир божий», 1900, №№ 2–4, 9, 11, 12, с подзаголовком Очерки.

Над произведением, которое писатель вначале предполагал назвать «Десять лет» (письмо Иванчину-Писареву от 1 марта, по-видимому, 1896 года. ИРЛИ) он работал в течение длительного времени, начиная с середины 90-х годов; во время работы несколько раз менялось название его. Закончив очерки и отослав их в редакцию «Русского богатства», Гарин, однако, не был удовлетворен ими. «„Люди провинции“, пожалуйста, не печатайте, попробую написать лучше», — телеграфировал он Н. К. Михайловскому 31 августа 1896 года (ИРЛИ).

Как явствует из письма Н. К. Михайловского Иванчину-Писареву от 22 мая 1898 года, переработка не была закончена и через два года. «Был в редакции Гарин, — писал Михайловский, — и пришлось мне беседовать с ним о его продолжении „Несколько лет в деревне“. Беседовал я, признаюсь, не в весьма дружелюбном тоне. Между прочим, он сослался на Вас: Вы говорили ему, что и неконченную работу нужно начать печатать. Я возразил, что Вы, по всей вероятности, только хотели его подтолкнуть на работу, из личного к нему расположения, а решение редакции неизменно» (ИРЛИ).

Очерки увидели свет только в 1900 году в «Мире божьем», причем в объявлении о подписке (напечатанном в № 2 журнала) они фигурируют под названием «Через десять лет», — очевидно, название «В сутолоке провинциальной жизни» было дано автором уже в процессе печатания произведения.

Как и многие произведения этих лет, очерки отличаются ярко выраженной противонароднической направленностью. Эволюция мировоззрения Гарина сказалась здесь в критической переоценке им своей сельскохозяйственной деятельности 1883–1886 годов. Писатель подчеркивает, что теперь он понял «горьким своим собственным опытом», что «петлей и арканами даже в рай не затащишь людей», что в своем хозяйствовании в Князевке он «с ног до головы и с головы до ног был крепостником» и что «во всей своей реформаторской деятельности не шел дальше либеральных начинаний».

В очерках нашла отражение полемика марксистов с народниками о путях развития России. В этой полемике, где дискутируются вопросы о движущих силах исторического развития общества и о роли интеллигенции в этом процессе, — сочувствие Гарина на стороне марксистов. Эволюция его мировоззрения сказалась здесь в осознании им несостоятельности интеллигенции, как силы, могущей преобразовать действительность, перестроить жизнь на новых началах.

Очерки эти, как и большинство произведений Гарина, охватывают последовательно разные этапы его жизни, отражают богатый жизненный опыт писателя, — в этом смысле можно говорить об их автобиографизме. Однако автобиографизм этот не является самодовлеющим: на фактах собственной жизни Гарин стремился изобразить современную ему русскую действительность во всей ее широте и многообразии.

Произведение, отражающее период с 1886 по 1896 годы, является, по справедливому замечанию К. Селиванова, «художественной летописью всей самарской жизни за последнее десятилетие XIX века» (К. А. Селиванов, Русские писатели в Самаре и Самарской губернии, Куйбышев, 1953, стр. 77).

В произведении изображен ряд реальных лиц; некоторые из них, как, например, земский врач Колпин, фигурируют под их собственными фамилиями; молодой человек, с которым познакомился автор и которому «предсказывают большую будущность» (стр. 314) — М. Горький, тогда еще начинающий писатель, приехавший в начале 1895 года в Самару для работы в «Самарской газете» (ср. рассказ М. Горького об этой первой встрече в его воспоминаниях «О Гарине-Михайловском» — М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, Гослитиздат, М. 1952, т. 17, стр. 68–70). У большинства персонажей — вымышленные имена, которые, однако, легко поддаются расшифровке. Так, прототипом Я. Л. Абрамсона является самарский судебный следователь Я. Л. Тейтель, в скромной квартире которого в 1895–1896 годах, по свидетельству М. Горького (там же, стр. 66–67) и многих других современников Гарина, бывала вся местная интеллигенция, а также и заезжие артисты, художники, писатели — люди самых различных политических убеждений. Прообразом В. И. Павлова является председатель окружного суда В. И. Анненков, потомок декабриста И. А. Анненкова; Антонов — либеральный критик и публицист Н. П. Ашешов, бывший в 1895–1896 годах редактором «Самарской газеты»; Чегодаев — сосед Гарина, помещик Чемодуров.