Вальнек ежился от холода, смотрел в бегущие струйки и уныло искал в них близкого решения своей участи.

Лодка пристала к берегу.

Инженер выскочил и, увязая своими большими ногами в тяжелых юхтовых сапогах, зашагал по берегу.

Пройдясь несколько раз взад и вперед, он остановился на выбранном месте и крикнул:

— Вешку!

Неопытный народ продолжал смотреть, сбившись в кучу, и только Еремин, не спеша взяв несколько вешек, подошел к инженеру.

Схватив одну, инженер воткнул вешку, поправил ее и тяжело зашагал к лесу. Пройдя шагов тридцать, он опять остановился, взял новую вешку у следовавшего за ним Еремина и, еще раз прицелившись на блиставший издали город, воткнул ее в землю.

— Вешки дальше, — обратился он к Еремину.

Еремин не спеша пошел вперед и, отойдя саженей десять, поставил, быстро прицелившись, по направлению первых двух, третью веху.

— Руби, — проговорил он, ударив по дороге дерево.

Топоры застучали в лесу.

— А, проклятый! — схватился рукой инженер, растирая на шее первого присевшего комара. — Вальнек, ступайте пикетажем… Начальный пункт у воды…

Инженер покосился в сторону техника, но тот и сам знал свое дело и уже устанавливал нивелир, давая в то же время нужные объяснения неопытным носильщикам реек.

— Живей, ребята, живей! — тихо раздавалась уже в лесу собранная ласковая команда Еремина. — Ты что, — с укором обратился он к одному из рубщиков, — бабу гладишь?

Еремин взял у него топор и не спеша начал ловко работать им. Рабочие, убедившись, что он знает свое дело, оживились, и топоры весело заговорили в лесу.

— Вот это работа, — проговорил, подходя, инженер, с удовольствием втягивая в себя свежий смолистый воздух утра.

— За день-то помаешься этак, что и руки не подымешь, — ответил ему один из рабочих.

— Я вот тебе расскажу, как стрелки и колеса в часах между собой перессорились…

И инженер рассказывал, а время незаметно шло, работа быстро подвигалась вперед и только останавливалась, когда инженер, делая поворот, устанавливал инструмент и снимал угол.

Рабочие в это время стояли, вытирали пот, били комаров и говорили тихо друг другу:

— Ай-ай! ушли!

— Ай-ай? — насмешливо отзывался инженер. — Посмотрите вы, как пойдете у меня дальше.

— Неужто не настоящая еще работа?

— А вот я вас с версты с завтрака поставлю… Как в день-то придется рублика по два на человека, тогда небось интереснее будет.

— Неужто по два придется?

— Неужли врать стану? В нашем деле хоть лопатой греби деньги: только умей…

— Это ничего бы…

Прибежал техник и тихо сообщил инженеру, что Вальнек и врет немилосердно, да и вообще никакого представления о деле не имеет.

— Еремин, веди линию так, примерно на сотенный подъем, на поворотах я потом сниму углы.

— Да чего же? и я сниму, — угрюмо ответил Еремин.

— Только не наври…

Еремин не удостоил ответом уходившего инженера.

Вальнек совершенно растерянно шел за цепью, кричал до хрипоты, был весь в поту, отмахивался руками и книжкой от комаров, смотрел с ужасом на свои окровавленные руки от раздавленных, напившихся его же кровью комаров, щупал волдыри и путал, путал и путал.

— Стойте! — грубо остановил его инженер.

Голос Вальнека, оравшего на рабочего, оборвался на полуноте.

Рабочие с любопытством положили цепь, бросили колья, смотрели на инженера и вполголоса, так, чтоб он слышал, делились впечатлениями о бестолковых распоряжениях Вальнека.

— Зевает, зевает, а ничего по делу не растолкует… Точно с цепи сорвался.

— Сбил на вовсе… Вишь, народ точно не свой стал…

— Разыскал же этакого…

И рабочий равнодушно сплюнул. Вальнек озабоченно ласково, с затаенным страхом смотрел на инженера.

— Послушайте! Что ж это у вас такое, — говорил инженер, всматриваясь в линию зигзагами набитых кольев, — это, по-вашему, прямая?

Вальнек встал около инженера, внимательно уставился в линию и проговорил:

— Вот тот кол надо вправо подвинуть.

— Кой черт тот, — заорал инженер. — Тут ни одного кола нет верного!

Вальнек мрачно смотрел на ряды своих кольев.

— Да вы даже не понимаете, что такое прямая линия?!

— Господин инженер, я понимаю, что такое прямая линия, но я не вижу… у меня глаза плохи стали.

— Так на что же вы надеялись?! Я вам, что ли, свои глаза дам?!