Девушка закрыла лицо руками и всхлипнула. Уже все стражи на гребне стены таращились на них сверху вниз. Один из них перехватил взгляд юноши и наполовину сочувственно, наполовину неодобрительно покачал головой. В Киприане поднялась слепая злоба. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не сжать кулаки. Он знал, что надо обнять Агнесс, чтобы благополучно переплыть это неожиданное мелководье в море ее любви, но стоял перед ней, окаменев и подняв плечи.

– Откуда это известно твоей матери?

– Откуда мне это известно? Откуда ей это известно? – закричала Агнесс. – Да какая разница?! Откуда ей это известно? От твоего проклятого дяди, к которому она ходила, дурья твоя башка!

– Когда?

Во влажных от слез глазах Агнесс вспыхнула ненависть.

– «Кстати, я посетила его превосходительство епископа, дорогая моя, – произнесла Агнесс, копируя интонации своей матери. – Ты так красочно описала его связи при дворе, что я пошла к нему, чтобы объяснить: дабы заключать взаимовыгодные соглашения, вовсе не обязательно устраивать свадьбу между тобой и его племянником».

– Проклятье, – почти против собственной воли простонал Киприан. – Старый змей…

– Твой дядя даже не заставил ее ждать, Киприан. Должно быть, он был очень обходителен: «Сюда, уважаемая фрау Вигант, проходите, уважаемая фрау Вигант, молодые люди такие горячие, они все сильно преувеличили, не беспокойтесь, уважаемая фрау Вигант, мой племянник все равно на Днях уезжает в Прагу, и надолго уезжает»…

– Этот… интриган… – пробормотал Киприан и домыслил остальное. – Он, оказывается, все давным-давно запланировал. Кардинал лишь убедил его придерживаться этих планов.

– Но почему ты мне ничего не сказал, Киприан?!

– Потому что, черт побери, я никуда не еду! – прогремел он.

Стражи покрепче взялись за свои пики. Их начальник помешкал, а затем медленно направился в их сторону.

– Приятель, перестань кричать на девушку, а не то тебе придется иметь дело с нами, – заявил он и грозно посмотрел на Киприана, задрав подбородок.

Огромным усилием воли, достаточным, чтобы превратить грешника в святого, Киприан совладал с собой и лишь проворчал:

– Да ладно вам. Все нормально.

Агнесс смахнула слезы с лица, оставляя на щеках белые полосы, и опустила голову. У Киприана заболело сердце, когда он увидел происшедшую с ней перемену, и он шагнул к ней. Шаг этот дался ему с таким трудом, как будто он брел по илу. «Я же люблю ее, – думал он, – так почему мне так тяжело приближаться к ней?» Он протянул к ней руку, легонько погладил ее по плечу и почувствовал, как она напряглась, но почти сразу расслабилась.

– Что? – недоверчиво прошептала она. – Что ты сказал?

– Я никуда не еду. Мой дядя явно на меня рассчитывает, но я больше не собираюсь во всем его слушаться.

– Ты не… но ведь он… он ведь тебя…

– Да, он меня спас. И в благодарность за это я сегодня оставил его в беде. Но я должен был выбирать между ним и тобой.

– Я не хочу, чтобы ты делал это ради меня, – промолвила она чуть слышно. – Но я не хочу, чтобы ты уезжал. Ведь у меня нет никого, кроме тебя.

Киприан каждый раз поражался, когда понимал, насколько одинокой и чужой чувствовала себя Агнесс в доме родителей. Он знал, что Никлас Вигант вел себя с ней точно так же, как и раньше, – с любовью и немного застенчиво. Даже Терезия Вигант особо не изменила своего отношения к ней, в худшем случае стала его подчеркивать. И тем не менее все стало по-другому, потому что Агнесс все воспринимала иначе. «Ведь у меня нет никого, кроме тебя». Киприан постарался не подать виду, но подобные замечания сжимали его сердце. Он притянул Агнесс к себе и обнял ее.

– Я люблю тебя, – прошептал он, – что бы ни случилось и куда бы я ни поехал, я люблю тебя, и это обстоятельство никогда не изменится. Все будет хорошо.

Стражи засвистели и зааплодировали; их начальник попытался снова скорчить кислую рожу, но не сумел и лишь широко улыбнулся. «Идиоты, – подумал Киприан, – да что вы вообще понимаете?» Однако их поведение заставило и его улыбнуться. Агнесс прижалась к нему покрепче. Киприан снова ощутил желание, как только их тела соприкоснулись. Хотя многие, обращая внимание на его мужественный вид, считали его именно тем парнем, который во время деревенского праздника устраивается в кустах и походя, между двумя кружками вина, превращает всех девушек в женщин, после чего, не выказывая никаких признаков усталости, принимается за жаркое, опыта телесной любви у него было не больше, чем у Агнесс. Он почувствовал смущение, когда она отстранилась от него, наткнувшись на что-то твердое в его штанах, воспрявшее в ответ на ее прикосновение. Но когда он попытался отодвинуться, то неожиданно почувствовал, как девичья ножка, находившаяся под слоями ткани, составлявшими верхнюю одежду, нижнюю юбку и сорочку Агнесс, пролезла между его бедер и прижалась к нему. Он нервно сглотнул и окинул все вокруг диким взглядом, но стражи уже давно вернулись к своим непосредственным обязанностям и охраняли Вену от нападения турок.

Агнесс подняла голову. Он увидел ее покрасневший нос, опухшие от слез глаза, полосы грязи там, где она смахнула рукой слезы и стерла часть румян, как всегда нанесенных небрежно и в малом количестве. Он не увидел ничего такого, что ему не хотелось бы покрыть поцелуями, чем ему не хотелось бы любоваться всю жизнь и за что он не был готов с радостью умереть. Ее губы приоткрылись. Пожалуй, во всей Вене не было более открытого места, чем гребень стены ворот Кэрнтнертор, но они на мгновение почувствовали себя в абсолютном одиночестве – он и она, Киприан Хлесль и Агнесс Вигант. Сердце его колотилось, как бешеное. Попроси она его еще раз убежать вместе – он бы в то же мгновение выскочил вместе с ней за ворота, не взяв с собой даже горбушки хлеба; попроси она его отказаться от всего, обесчестить их обоих и уступить ее желанию, даже если после этого их вышвырнут из города, прогнав через строй солдат, – он бы уступил ее желанию.