Эбби налила мне лимонада и сказала:

— Вот, выпейте. Иначе опьянеете.

Я прихлебывал лимонад, а она потянулась, растерла между пальцами какой-то лист и сунула мне под нос. Пахло розами.

— Какая странная роза.

Она засмеялась:

— Это не роза, а розовидная герань.

— Так вы разбираетесь в цветах? Любите покопаться в земле и все такое?

— Хотите, покажу вам свой сад?

— Если вы уведете меня отсюда, я даже готов взяться за лопату.

Мы шли через лабиринт, который она называла садом. Эбби показывала, называла и объясняла.

— Это питтоспорум… здесь мой розарий… Двадцать семь сортов. Это цитрусовые, восемнадцать разновидностей, от танжеринов до сатсума.

Мы повернули за угол.

— А это локва.

— Что «ква»?

Она засмеялась.

— Локва.

У дерева были странные маленькие плоды — круглые, вдвое меньше яйца. Я сорвал один и понюхал.

— Похоже на те штучки, которыми мы в детстве швырялись друг в друга.

— Вы уверены, что это не были кумкваты?

— Ну… какое-то «ква» там точно было.

Она покатала плод в ладони.

— Еще их называют японскими сливами. Они не продаются в магазинах, потому что плохо хранятся. Но они очень сладкие. Вы их уже успели попробовать.

— Когда?

— В глинтвейне был ликер из локвы.

— Откуда вы его взяли?

— Ниоткуда. Сделала сама.

Во мне зашевелились подозрения.

— Вы ведь из таких, да?

Эбби улыбнулась.

— Не знаю. Из каких?

— Марта Стюарт плюс Джулия Чайлд. Спите два часа в сутки, а на Рождество заворачиваете подарки в бумагу собственного изготовления.

Она усмехнулась.

— Что плохого в бумаге собственного изготовления?

Я взглянул в сторону дома и все возрастающей толпы гостей.

— У вас неплохо получается.

Эбби сорвала с куста темно-красную розу и воткнула мне за лацкан.

— Я много практиковалась. — Она помахала какой-то изящной пожилой леди на противоположной стороне двора. — Я рождена в этом обществе. И оно меня приняло.

Она разгладила воротник моего пиджака и придвинулась ближе.

— Кстати, я Эбби. — Она снова кому-то помахала. — Но здесь почти все зовут меня Эбби Элиот.

Я отхлебнул лимонада, чувствуя, как он согревает мою гортань.

— На этой неделе я провел некоторое время в библиотеке. Вы…

О ней писали все газеты и журналы, которые только можно себе вообразить.

— Не верьте всему, что прочитали.

— А чему верить?

Она улыбнулась, взяла меня за руку и повела обратно через лужайку.

— Спрашивайте.

Я последовал за Эбби, держа в свободной руке бокал с лимонадом.

— Ладно.

Остаток вечера я бродил за ней по пятам, опьяненный ароматом ее духов и мягкостью прикосновений. Даже не знаю, от чего я опьянел сильнее — от лимонада или от этого запаха.

После того как Эбби представила меня еще тридцатке гостей, чьи имена я немедленно забыл, мы прошли в другую часть двора, где стояли навесы и можно было перекусить.

— Хотите чего-нибудь?

Я поднял опустевший бокал.

— Да, а то у меня уже язык заплетается. Надо чем-нибудь заесть лимонад.

Мы взяли одну тарелку на двоих и уселись на скамейку в укромном уголке, откуда можно было наблюдать за вечеринкой. Не обнаружив столовых приборов, я спросил:

— И как мы будем есть?

Эбби взяла цыплячью ножку, вгрызлась в нее и ответила с набитым ртом:

— Руками.

Я последовал ее примеру, и между пальцами у меня потек соус.

— Какой смысл увешивать женщин бриллиантами и накрывать столы белоснежными скатертями, если чарлстонская элита ест руками?

— Добро пожаловать в Чарлстон!

— Кстати… — Я жевал, и губы у меня были в соусе. — С меня комиссионные.

— Что?

— На этой неделе пришла какая-то дама и купила портрет мисс Рейчел. Предложила 1700 долларов.

— И что вы ответили?

— Спросил, не хочет ли она бесплатную подарочную упаковку в придачу.

Эбби засмеялась.

— Значит, вопрос с квартирной платой решен?

Я кивнул.

— Отлично. Приятно знать, что и впредь я буду находить вас на том же месте и мне не придется шнырять вокруг вашего колледжа и разыгрывать дурочку.

— Именно так вы нашли меня в первый раз?

Она помахала кому-то из гостей.

— Можно узнать что угодно, если задавать правильные вопросы.