Она вытянула руки над огнем и почувствовала, как ее охватывает тепло.

— Кинкейд, я не хотела бы, чтобы вы позволяли себе вольности, — попросила Мэг.

Он пожал плечами.

— Не забывайте, Мэг, мы делим с вами одну тюремную камеру. Мы живем с вами почти, — он сделал ударение на этом слове, — как муж с женой. Нравится вам это или нет, но наши отношения просто не могут быть другими. Хорошо, пусть не фамильярными, но откровенными и дружескими.

— Вы сказали, что не джентльмен, а рассуждаете как он, — заметила Мэг.

— Правда? Не может быть! — лукаво улыбнулся Кинкейд и, вытерев льняной салфеткой губы, добавил: — Вы льстите мне, красавица.

К Мэг возвращалось хорошее настроение, она снова обретала умение радоваться!

— Зачем мне вам льстить? Но ваши манеры и речь свидетельствуют, что вы получили образование и хорошее воспитание, — сказала она.

Кинкейд сложил льняную салфетку пополам и подбросил ее к потолку. Салфетка мягко спланировала в тарелку с остатками еды.

— Какой есть, такой и есть! — воскликнул он, и Мэг послышались в его голосе нервные нотки.

— Я не хотела вас обидеть, напротив… Давайте договоримся не расспрашивать друг друга о прошлом.

— Ладно, — резко оборвал ее Кинкейд, — я спущусь в пивную.

Впервые за время их пребывания в Ньюгейте Мэг увидела, что ее сокамерника что-то рассердило.

Он накинул шерстяной плащ на плечи.

— Заприте за мной дверь. Я вернусь примерно через час.

Мэг подошла к нему и тронула его за плечо.

— Кинкейд…

— Мне пора идти, — сухо отозвался он. — Не забудьте запереть дверь.

Его негромкий голос эхом прокатился по каменным стенам.

Она заперла дверь на ключ, задвинула щеколду и еще несколько минут прислушивалась к его удаляющимся шагам. Затем налила себе чашку горячего чая, пододвинула стул к очагу, села и задумалась.

«Мэг, — прошептала она свое новое имя. — Мэг…»

Ей понравилось, как заманчиво оно звучит. Нет больше Маргарет Ганнибал, дочери Джона Ганнибала. Исчезла и леди Суррей, жена виконта Суррея. Мэг — совершенно другая свободная женщина, без прошлого, но с надеждой на счастливое будущее. Никогда больше не вернется то страшное время одиночества, горя и страданий. Мэг будет счастлива, и судьба обязательно улыбнется ей.

Мысли Мэг вернулись к Кинкейду. Заглянуть бы в завтрашний день и узнать, как сложатся их отношения. Сейчас он полностью завладел ее чувствами. Только благодаря ему она постепенно обретает душевное равновесие и покой. Как все-таки он много сделал для нее, не зная, кто она, откуда родом и что с ней произошло!

Но так ли он вел бы себя, узнав, что Мэг совершила тяжкое преступление? Стал бы так же заботиться о ней, приносить пищу, вино, одежду? Она невольно коснулась рукава теплого платья.

Мэг вздохнула.

Кинкейд несколько раз обещал, что сумеет вызволить ее и себя из тюрьмы, но Мэг не надеялась на скорое освобождение. Конечно, она попала в Ньюгейт за преступление, которого не совершала, но если граф найдет ее здесь, тогда откроется правда об убийстве Филипа.

Когда они с Кинкейдом сбегут из Ньюгейта, их жизненные пути, очевидно, разойдутся. Она, стараясь остаться неузнанной, найдет место горничной в каком-нибудь богатом доме, а потом, если удастся скопить достаточную сумму денег, попытается уехать в американские колонии.

Несколько лет назад в замке гостил знакомый графа — капитан корабля. Он только что вернулся из Америки и так интересно рассказывал о краснокожих индейцах, непроходимых лесах, что Мэг тогда еще захотелось побывать там и увидеть все своими глазами…

А Кинкейд? Он вернется к своему прежнему ремеслу: будет на пустынной ночной дороге останавливать кареты с богатыми и отбирать у них деньги и кошельки.

Размышления Мэг прервал настойчивый стук в дверь.

— Кинкейд? — Она прислушалась.

Нет, ему еще рано возвращаться. Может быть, это прачка?

— Миссис Кон?

— Это тюремщик. Я пришел за вами. — Мэг сразу узнала этот грубый хриплый голос тюремщика Арчи — коренастого, с грязными спутанными волосами и маленькими хитрыми глазками. Он часто выполнял поручения Кинкейда и каждый день приходил клянчить деньги.

— Что вы хотите?

— Открой дверь, Мэгги.

Кинкейд запретил ей пускать кого бы то ни было в его отсутствие. Он считал, что Мэг может чувствовать себя в безопасности лишь тогда, когда дверь их камеры закрыта на ключ и щеколду.