Тут Иван речь прервал и приступил к ритуалу разлития чаю. Мы терпеливо ждали продолжения речи, но он ничего путного уже не сказал.

— В общем, вот и все, что известно. Баржу ищем, давно и везде, но в те края не совались. Надо сунуться.

— А что так время странно выбрали? — спросил я, отходя с кружкой к подоконнику. — Река вот-вот встанет, времени ни шиша не осталось… много мы так напланируем?

— Если честно — не знаю, — покачал косматой головой Иван. — Подозреваю, что какая-то инфа проскочила, вот и засуетились. Но именно что предполагаю, за точность не поручусь. А до ледостава время еще есть, недели две, как я думаю.

— Водой? — спросил Федька.

— Водой, прямо отсюда, — подтвердил Иван. — Большим катером, с рубкой и печкой. На берег даже выбираться не будем, так что твари не угрожают.

— А адаптанты тоже? — скромно поинтересовался я.

— Адаптантов разведбат в тех краях разогнал, как мне видится, — сказал Иван.

Не, ему бы наивности чуть поубавить надо в каких-то вопросах. То вроде умный и нормальный, а то как ляпнет что…

— Вань, это, опа… они в той деревне жили, — сказал я, отставляя кружку — кипяток, пусть чуток остынет. — Сбежали от разведбата и обратно вернутся, как те уйдут. А не уйти не получится, Тьма близко. И с ума сойдешь, и от гончих всяких отбиваться обалдеешь.

— А разведбат ту деревню сжег, — сказал Иван спокойно, подув в кружку. — Вообще сжег, под корень. Некуда им возвращаться.

Вчера по домам разъехались не сразу, а сначала с Федькой закатились в хинкальную, поужинать и, главное, поговорить. Тема разговора была проста и понятно, так ее Федька огласил:

— А Серега-то с рынка того… за лохов нас держит.

При этом он, взяв хинкали за «хвост», прокусил бок и высосал из него весь бульон, шумно и с удовольствием.

— Мне, вообще-то, так с самого начала показалось, — напомнил я. — Хоть и аргументировать не мог. Баржу, похоже, ищут уже все.

— Ага, похоже, — кивнул Федька, попутно активно жуя. — Есть идеи, что из этого вымутить можем?

— Особых нет, — честно признался я. — Но думаю, что некий козырь на руках у нас есть.

— Пашка?

— Он самый. Серега знает просто о том, что кто-то с баржи живой остался, у нас на Ферме, если нас, конечно, не разводят, даже про уцелевшего человека вообще не в курсе.

— И что делать предлагаешь? — спросил Федька, доливая пиво из кувшина в кружки.

— Предлагаю… как из рейда вернемся, чуть глубже в этом покопаться. Людей поспрошать, за Пашкой, может быть, проследить. Помнишь, что нам Мамед говорил про Серых?

— Что он с безопасниками тусовался?

— Точно! — воздел я к потолку указующий перст. — И если Паша у него не втемную работал… а работать в экспедиции совсем втемную может только дебил, то у него какие-то контакты должны быть.

— У меня девка была из безопасности, каждую ночь контакта по три совершали, и что? — скептически скривил морду Федька.

— Само по себе — ничего, а в совокупности с другими фактами может быть и чем-то, — пожал я плечами и отпил пива.

— Ну… да, может, — кивнул он.

В общем, какой-то план действий на будущее определили.

С утра за мной впервые заехали на канадском «шевролете». Воспользовались, так сказать, преимуществами казенного транспорта. Его вчера Степаныч с Фермы погнал следом за нашим «Блицем».

Побибикали под окном, а я уже возле него и стоял, дожидался. Помахал рукой, поцеловал Настю, так и не вставшую сегодня с постели ввиду нелетной погоды, и побежал вниз. Поздоровался с толстяком-комендантом, почитывавшем газету за стальной дверью с зарешеченным окошком, да и выскочил наружу, под дождь.

Федька, сидевший, естественно, за рулем, поздоровался за руку. Иван со Степанычем уже сидели в салоне, они мне просто ручкой сделали. Печка была раскочегарена, так что все наслаждались теплом и сухостью, благодать прямо.

— Сейчас катер смотреть будем, — сказал мне Степаныч, покуривающий в приоткрытое окошко.

— То есть мы не на Ферму? — уточнил я.

— Не, в порт едем, — сказал Иван. — Там он. Потом ходовые испытания устроим, и если все нормально, то завтра прямо из города и выйдем. У Фермы на реку выхода-то нет.

— Это без проблем.

Федька тронул машину с места и погнал ее по грязной и мокрой улице, расплескивая лужи. Экипаж оказался трясучим, пришлось рукой ухватиться за ручку из гнутого стального прутка, крашенного в защитный цвет.

— И как тебе машина? — спросил я у Федьки.

— Да отлично, — одобрительно постучал он по большому, полого лежащему рулю. — Медленная, зато гребет как «шестьдесят шестой», где хочешь пролезет. А вот как жрет — еще не понял.

Утро за окном было серым, промозглым и — привычным. У меня в голове весь мир уже так выглядел, мокрым и холодным, потому что ничего другого здесь пока увидеть не довелось. Прохожие все так же кутаются в накидки и плащ-палатки, раздуваемые резким ветром, машины все так же осторожно объезжают лужи. Где-то за окраиной дымит в серое небо металлургический, пачкая его до совершенно непотребного цвета, да и во всем мире доминирует гамма: серость и уличная грязь. Ну и облетевшая бурая листва, скользкая и слипшаяся, которой были выстланы обочины.