Круз Андрей
Шрифт:
— Пока, насколько я поняла, ты к Шалвиной любовнице на свиданку напросился, чего же тут ценить? И рюмашки оценила, вон от тебя пивом как прет. Так рюмашки или кружки были?
— Кружки, — ответил я и добавил: — Пиво всегда кружками пьют, если ты не в курсе.
Про водку с Пашкиным я решил все же не распространяться.
— А поживешь с тобой — в курсе всего будешь, — отрезала она. — Ты как с утра вставать будешь?
— Да ладно! — возмутился я даже. — Выпил-то всего ничего, никакого похмелья не запланировано.
— Ну-ну. А храпеть будешь — пойдешь спать в душ.
— А ты раньше меня усни и ничего слышать не будешь.
— Только и остается, — вздохнула она. — Ладно, что узнал, говори.
Узнал я немного за сегодня, так что рассказ много времени не занял. Настя выслушала молча, потом сказала:
— Я бы на твоем месте с Федькой вдвоем этим занималась. Так, на всякий случай. Меня же ты все равно не возьмешь, так?
— Пока стрелять как следует не научишься — не возьму, — ответил я не то, чтобы честно, а скорее с подковыркой. Стреляла Настя куда хуже чем самолет водила, и при этом тренироваться не желала, несмотря на все мои уверения в том, что это ей бы никак не помешало. Хотя бы исходя из вероятности того, что какая-нибудь тварь из темноты кинется. Не то, чтобы плохо, но все же куда лучше можно научиться, причем быстро.
— Вот пристал… некогда мне.
— Давай так, — приподнялся я на локте, — меняю тренировку в стрельбе на занятия с самолетом. Ты постреляла — я полетал.
— Нет, так нельзя! — аж подскочила она. — Мне помощник нужен, на которого рассчитывать можно.
— А мне… напарник, да. На которого рассчитывать можно. Хотя бы в том, что этот напарник с перепугу мне в задницу не стрельнет, — парировал я.
Она засопела, как всегда делает, когда злится, но что сказать не знает. Потом буркнула:
— Ладно, вернешься — поговорим.
— Угу, — кивнул я. — Да, вот еще что… ты мне любезность не окажешь?
— Что? — повернулась она ко мне с недоумением.
Дождь закончился, и суда по заметно прояснившемуся небу — окончательно. Не то, чтобы ясно стало, но тучи поднялись намного выше, а вместо воды с неба сыпалась белая сухая крупа, скапливающаяся в замерзших за ночь ямках в грязи белыми узорами. Ветер стал уже по-настоящему холодным, просто ледяным. Осень уступила место зиме и та стремительно вступала в свои права. И похоже, что стадию «снег с дождем» местная природа решила пропустить.
Выехали мы привычно затемно, что и немудрено, и первые признаки рассвета застали нас уже за Кликушино, на полпути к Порфирьевску, на пустынной дороге, ведущей через бесконечное грязное и заросшее сухими теперь сорняками поле. Снежная крупа здесь выглядела вполне полноценной поземкой, а ветер был таким сильным и порывистым, что ощутимо раскачивал совсем не легкий грузовик, налетая на него с яростью взбесившейся собачьей своры, норовя протиснуться через щели в кабину и выдуть из нее все тепло.
— Теперь река встанет, — нарушил затянувшееся молчание Федька. — Если они чо спрятали в проту или там, на пристани в Красношахтинске, до весны уже не дотянешься.
— Ну, если вопрос так принципиально ставить, то в нормальном скафандре и шлеме «трехболтовке» дотянуться можно, — возразил я. — По любой погоде и в любое время года, знать бы куда и зачем.
— А что, у тебя скафандр на примете есть? — хмыкнул он скептически и закурил очередную папиросу, заставив меня выразительно вздохнуть. Правда, его это ничуть не тронуло, хоть обвздыхайся.
— Ивану можно задачу поставить, а он к Милославскому сбегает. А тот уже все добудет.
— Ну, если так… только тогда Милославский весь навар сам и соберет, с нами не поделится. Мне-то и здесь нормально, а ты хрена своего выхода найдешь, — высказал вполне здравую мысль Федька.
— Тоже верно.
Снова замолчали. В кабине ощутимо потряхивало, но я при этом все норовил задремать, а лежащий на коленях немецкий автомат все время норовил соскользнуть и свалиться на пол.
— Че, не выспался? — спросил Федька.
— Неа, не спалось чего-то.
И выпитое вчера здесь вовсе ни при чем, мысли спать не давали. В голове как колеса игрального автомата крутились мысли, собираясь в самые невероятные комбинации. Надо было отдохнуть, так черта с два, мозг занялся пережевыванием полученной за последние дни информации. И ладно бы до чего путевого додумался, так ведь нет, никакие гениальные мысли и идеи меня так и не посетили. Зато теперь зеваю так, что рискую челюсть вывихнуть. И Федьку зевотой заражаю. Он как увидит, что я зевнул, так и сам через несколько секунд повторяет.