Ее сердце неприятно сжалось и она с тревогой спросила:

— Я… я полагаю, в клинике все хорошо?

— Насколько мне известно, нет никаких причин волноваться за состояние вашей сестры, если вы это хотели знать, — прохладно отозвался он.

Вирджиния покраснела, но он ничего не добавил.

Во время ужина разговор шел на различные темы, и тетя Элоиза особенно старалась включить в него Вирджинию, чтобы у той не могло создаться впечатления, что про нее забыли. Но доктор Хансон намеренно не обратился к ней ни с одним замечанием. После ужина они слушали симфонию, которую передавали по радио. В это время, мадам д’Овернь занялась вышивкой. Но когда она вдруг начала кивать головой над своими яркими шелками, племянник умело убрал их с ее колен, уложил ее голову поудобнее на подушку и оставил тетушку наслаждаться сном в ее любимом кресле с прямой спинкой.

Потом он посмотрел через комнату на Вирджинию.

— Сегодня чудесный вечер, — сказал он любезно. — Не хотелось бы вам глотнуть немного свежего воздуха? Кроме того, мне нужно кое о чем поговорить с вами, если вы не возражаете.

— Отчего же, конечно, — ответила она, почувствовав, как учащенно забилось ее сердце. Может быть, он считал непозволительным скрывать от нее что-то и насколько это что-то ее расстроит?

Выйдя из дома, он легко взял ее под локоть и повел через лужайку в направлении ступеней, которые спускались к террасе, окруженной каменной балюстрадой, возвышавшейся над озером. Это был такой прекрасный вечер, что у Вирджинии перехватило дыхание от его прелести. Холодно мерцавшие звезды отражались в безмятежных водах озера словно крупные бриллианты. Никогда в жизни она не испытывала ничего, что так же волновало бы ее душу — эта сказочная красота сада, скрытая от глаз бархатной мантией вечера, и юная луна, всходившая над вершинами высоких каштанов с опалово-жемчужными свечами. Тот же неясный свет лежал на террасе, крест-накрест разрисовывая ее серебряными лучами.

Похолодало, но так как доктор Хансон посоветовал ей захватить с собой шаль, Вирджиния не замерзла. Она стояла рядом с ним у каменной балюстрады, зарывшись подбородком в мягкий серый пух, а он стоял, глубоко засунув руки в карманы своего смокинга, не сводя глаз с волшебной поверхности озера, и они вместе слушали музыкальный шепот воды, разбивавшейся на множество маленьких волн неподалеку от них.

— Это чудесный вечер! — вдруг воскликнула Вирджиния с дрожью в голосе. — Мне кажется, я еще никогда не видела ничего более прекрасного!

— Да? — он внимательно посмотрел на нее, потом на холодную отстраненность снегов, лежавших на горных пиках защищающим покрывалом. — Так значит, вы уже познакомились с Клайвом Мэддисоном? — его голос был ровным и прохладным.

Вирджиния быстро взглянула на него.

— Откуда… откуда вы узнали? — спросила она с удивлением.

— Это очень просто, — ответил он. — Сегодня утром я видел вас вдвоем. Мне показалось, что вы были поглощены каким-то серьезным разговором, а на ваших коленях лежал огромнейший букет. Клайв уже так быстро приступил к «объяснению с цветами»?

Вирджиния вытаращила на него глаза и на несколько мгновений потеряла дар речи.

— Но… но я махнула вам рукой! — сказала она. — И так как вы никак не показали, что узнали меня, я не подумала, что вы нас заметили. Почему вы не дали нам понять, что увидели нас? — спросила она, вглядываясь в его темное, непроницаемое, суровое лицо. Мы с Клайвом пили кофе. Я… познакомилась с ним в клинике.

— Да, я догадался, что вы встретились именно там, — он достал свой портсигар и предложил ей, зажигая сигарету, он пристально изучал ее лицо. — Полагаю, это естественно, что вы познакомились, ведь вы соотечественники.

— Я… ведь я… — она не могла подобрать слов, поняв, что в его голосе было что-то почти враждебное, а эти блестящие темные глаза были бесстрастными и критичными.

— Вероятно, вы знаете его лучше, — сказала она, — чем я, раз он ваш пациент — или был им — но по крайней мере он был очень добр к Лизе, пока находился в клинике, и мне кажется, что он невероятно поднял ее дух, когда заглядывал к ней, чтобы поболтать и отвлечь от самой себя. Он очень занимательный молодой человек.

— Очень занимательный молодой человек — для впечатлительных молодых женщин, как вы и ваша сестра! — он прислонился к холодному камню, приподнятые брови и насмешливая улыбка в уголках рта придавали лицу циничное выражение. — Но все равно, если б я был на вашем месте, я бы не принимал все его слова на веру, и не слишком бы сочувствовал ему, когда он стал бы рассказывать историю своего несчастья. Он уже довольно долго живет в Швейцарии, существуя в основном за счет своего обаяния и остроумия, и хотя он происходит из очень хорошей английской семьи, я не думаю, что его родственники особенно стремятся заполучить его назад. По сути, я думаю, им вовсе не хочется, чтобы он вернулся домой.

Вирджиния смотрела на него уже довольно спокойно.

— Но это меня не касается, разве нет? — спросила она. — Или Лизы? Нас не заботит его личная жизнь — это только его дело!

Ей показалось, что его внезапная улыбка была с оттенком юмора.

— Это означает, что его дела не касаются и меня, не так ли? Что ж, вы несомненно, правы, но я только что собрал его по косточкам после несчастного случая, и мне, возможно, придется еще раз поставить на нем несколько заплаток, если он будет продолжать охотно рисковать своей жизнью и здоровьем, а у него есть такая привычка. Он презирает банальность, и в вашей стране вы описали бы его, как страстного спортсмена, так как он полжизни проводит лазая по горам, с жаром ввязываясь в рискованные предприятия и выделяясь во всех видах спорта на открытом воздухе. Он никогда не успокоится, а монотонная бюрократическая рутина убьет его. И все же он пользуется симпатией всех, с кем встречается, включая меня!