— Однако еще недавно ты об этом не помнил!

— Верно, но у меня имелась большая доля уверенности в том, что я должен быть на тебе женат, поскольку… — он сделал эффектную паузу, — был страстно в тебя влюблен.

Трейси так разволновалась, что не смогла ничего сказать. Она уставилась на букетик фиалок, стоявший на столике.

— Эй, — мягко окликнул ее Кевин, — только не говори, что это неправда. И не уверяй, будто я женился на тебе из-за денег или потому что выиграл тебя в покер…

— Нет-нет, — на губах Трейси заиграла легкая улыбка, — мы поженились по любви.

— Ну и слава Богу! — облегченно выдохнул он. — Хоть здесь нам не о чем беспокоиться. А теперь я собираюсь как можно быстрее влюбиться в тебя снова.

«Не о чем беспокоиться». Насколько же он не прав!

Официант принес заказанные напитки и предложил им меню.

— Сегодня мы рекомендуем гостям наше фирменное блюдо…

Из всего, что он говорил дальше, Трейси не поняла ни слова. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку она никогда не была гурманкой.

Когда официант принял заказ и удалился, Кевин вопросительно посмотрел на Трейси.

— Ты заказала форель, а ведь незадолго до этого назвалась вегетарианкой.

— Я решила сделать исключение для морепродуктов, — отшутилась Трейси.

К ней неожиданно вернулась старая привычка — отпускать ничего не значащие замечания, вести легкие разговоры, обмениваться шуточками. А ведь пережитая ею трагедия, казалось бы, должна была навсегда отучить ее от этого.

— То есть ты решила скорректировать природу и теперь рыбу следует относить к флоре? — не без ехидства поинтересовался Кевин.

— Мне нравятся морепродукты, — упрямо стояла на своем Трейси.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Отстань, а?! Ну, хорошо, я несколько преувеличила. Я не являюсь настоящей вегетарианкой.

— И слава Богу!

Трейси решила сменить тему разговора на более важную и принялась расспрашивать Кевина о его новой работе, о том, нравится ли ему в Джилонге.

— Я знаю, это выглядит ужасно эгоистично, — заявил он некоторое время спустя, — но я бы предпочел, чтобы мы говорили непосредственно о моей скромной персоне. Мне бы хотелось узнать о себе как можно больше. — И, очаровательно улыбнувшись, добавил: — Только рассказывай самое хорошее, ладно? Плохое я наверняка и сам рано или поздно вспомню.

От этой невинной просьбы Трейси бросило в дрожь. Осторожно поставив на стол рюмку, она стала преувеличенно внимательно рассматривать узоры на скатерти.

— Хорошо, давай попробуем. Тебе нравилось подолгу находиться на природе — совершать пешие прогулки, ходить под парусом… ну и так далее. Кроме того, ты любил читать, причем все подряд, и играл на фортепиано. Кстати, играл здорово.

— А какую музыку?

— Любую. Классику, джаз, собственные импровизации. — Трейси отпила глоток шерри и, поймав пристальный взгляд Кевина, смущенно спросила: — Почему ты на меня так странно смотришь?

— Пытаюсь вспомнить, что заставило меня в тебя влюбиться, — признался он, виновато улыбаясь. — Впрочем, извини, я, наверное, не совсем удачно выразился — словно такое трудно представить. Но это совсем не так!

— Я понимаю, — сухо заметила Трейси.

— Прекрасно, тогда помоги мне разобраться в этом!

Кевин взял ее руку и принялся играть тонкими наманикюренными пальцами. Это было настолько мучительно приятно, что Трейси захотелось отдернуть руку, однако в данных обстоятельствах подобный жест был бы не слишком уместен.

— Расскажи, о чем ты думаешь, — попросила она.

— О том, что после всего пережитого, жизнь на новом месте начинается для меня с чистого листа.

С чистого листа, повторила про себя Трейси. Для него все внове — и мои зеленые глаза, и рыжевато-золотистые волосы и даже очертания фигуры. Он наверняка не помнит, как я выгляжу без одежды, и уж тем более забыл, что чувствовал, когда прикасался ко мне или занимался со мной любовью.

Впрочем, в данный момент Трейси и сама не хотела думать об объятиях и поцелуях, хотя страстными поглаживаниями ее руки, Кевин ухитрился вызвать в ней целую бурю чувств и воспоминаний.

С каким упоением они когда-то ласкали друг друга и занимались любовью, опасаясь встречаться взглядами и даже разговаривать, чтобы не спугнуть нечто очень важное! Но затем все: и объятия, и смех, и волшебство страсти — куда-то ушло из их жизни.

— А знаешь, Трейси, — сказал вдруг Кевин, — я не совсем точно ответил на твой вопрос. Мне нравится смотреть на тебя и думать, что я не одинок и что могу считаться самым счастливым человеком на свете.

Официант принес заказанные ими блюда. Проголодавшаяся Трейси с удовольствием положила в рот кусочек нежной форели.