Шрифт:
О Господи, да он смеется над ней!…
– Ничего подобного, мистер Раньер. Просто вы захватили меня в свои объятия, и… И я не давала вам разрешения ложиться в эту постель.
– Но мне чертовски трудно сделать так, чтобы вам было тепло, дорогая моя.
– Я вполне способна согреться сама.
– Неужели? Позволю себе не согласиться. Вы стонете во сне и будите меня каждый час. И всякий раз, когда я прихожу взглянуть на вас, одеяла валяются на полу. Мне надоело без конца вставать с кровати и ходить туда-сюда.
– Разве вы никогда не надеваете ночную рубашку?
– Нет! – хохотнул Майкл.
Грейс не знала, куда ей деть свои руки, поэтому попыталась опустить вниз ту, которая оказалась зажатой между ними, и Майкл застонал.
– Послушайте, – сказал он, немного отодвинувшись от Грейс, – поскольку, похоже, больше мне не уснуть, может, настало подходящее время, чтобы вы рассказали мне о своем мистере Брауне или…
– Или что? – прошептала Грейс.
– Или рассказали бы толком, что вы планируете делать сейчас со мной… – Майкл приблизился к ее губам, практически не оставляя между ними пространства.
Грейс вздохнула.
– Я считаю, что когда заранее подробно описывается каждое прикосновение, то это только усиливает удовольствие, – сказал он игриво.
Грейс резко выдохнула и попыталась отодвинуться от него, но Майкл не позволил ей сделать это. Грейс молила, чтобы в голову пришла здравая мысль.
– Мистер Браун…
– Хорошо, – перебил ее Майкл, – я боялся, что вы не придете в себя. Продолжайте.
– Мистер Браун – один из самых замечательных джентльменов в этом мире. Он остроумен, добр и…
– Богат и красив?
Услышав эти слова, Грейс подавила в себе нервный смешок. Но если этот разговор может установить рамки внешних приличий между ними, она воспользуется этим.
– Красив не в привычном смысле этого слова, но я думаю, это делает его еще более интересным человеком.
– Стоп! – фыркнул Майкл. – Я передумал. Я больше ничего не хочу слышать о Брауне. Повторяю, он дурак, если оставил вас одну и совершенно беззащитную.
Грейс не нашлась, что ответить ему.
– Я говорю об этом, просто чтобы вы не соглашались проехать ни дюйма с этим парнем, не взяв с собой дюжего кучера, у которого благородства и отваги в мизинце больше, чем у этого джентльмена-щеголя во всей его трусливой шкуре.
– Хорошо, – улыбнулась про себя Грейс.
– Что, нечего возразить? А я не знал, что вы такая послушная.
– У меня есть положительные качества.
Снова зашуршали одеяла, и Грейс почувствовала тепло его большой руки, которая, коснувшись плеча, переместилась немного ниже перевязанной грудной клетки. Казалось, что ладонь накрыла все ее бедро, и Грейс едва дышала.
– Кстати, графиня, я должен вас поблагодарить.
– За что? – прошептала она.
– За то, что вы починили всю мою одежду. Я не люблю заниматься штопаньем и многие месяцы откладывал эту работу. Вы оказали мне огромную услугу, и должен сказать, вы прекрасная швея.
Грейс так давно не ощущала волнения от чувства гордости за себя, что его простые слова принесли ей удовольствия больше, чем фальшивые комплименты, которые она слышала годами.
– Я так рада, что смогла хоть что-то сделать для вас, после всего, что для меня сделали вы, – прошептала она.
– Вы снились мне. – Подбородок Майкла уперся ей в бровь, и его низкий голос громыхал где-то сверху.
– Это наверняка от подгоревшего рагу. Такое блюдо, вероятно, не вызывает ничего, кроме ночных кошмаров.
Майкл молчал несколько мгновений, и Грейс была уверена, что он сменит тему разговора.
– Мне снилось, что я скачу к яблоневому саду в раю. Грейс тяжело сглотнула, не в состоянии сказать что-нибудь.
– И ты лежишь под одной из яблонь, – он убрал прядь волос с ее лица, – в одной руке книга, в другой – яблоко, вся в задумчивости… Но явно ждешь…
– Стоп. Я уже слышала эту историю.
– Правда?
– Это о том, как Ева, в союзе со змеем, соблазнила Адама.
Грейс удалось немного отдвинуться от Майкла, создав между ними небольшое пространство, и она выбрала этот момент, чтобы постараться убрать его руку со своего бедра. Но при этом ее пальцы соскользнули в область паха и коснулись… О Господи!…
– О, ради всего святого, женщина… – болезненно простонал Майкл, сцепив зубы, и его стон был скорее похож на свистящий шепот. – Соблазни меня опять или скажи, что я бесчувственный вол. Напомни, что у тебя рана или что ты любишь этого бестолкового Брауна. Только ради всего святого, дорогая моя, делай что-нибудь, что угодно, пока я не выпрыгнул в окно и не выкупался в снегу.