Все верно, за окном стояла, подбодряя нас криками, бригада железнодорожных рабочих. Они думали посмеяться над нами, полагали, что, увидев их, мы покраснеем, прервемся и опустим шторку.

Я сказал Луизе:

– Покажи им шампанский душ. Вдруг ему суждено обратиться в неотложную железнодорожную процедуру.

Она подмигнула:

– Я их много чему могу научить.

И показала рабочим язык. Те стояли и словно смотрели кино, склоняя головы набок, оценивая кадры, возникающие на стеклянном экране окна.

– Думают, мы сейчас засмущаемся.

Луиза ухмыльнулась:

– А с чего нам смущаться?

Теперь, когда Луиза просит меня припомнить каждую подробность, мне хочется, чтобы она смутилась. Она сидит напротив меня за столом в тюремной комнате для посетителей, дрожа от нервного возбуждения и гнева. Говорит, что хватит в игры играть: месье Марти уже в Лионе, ему не потребуется много времени, чтобы найти тех рабочих. Он снимет с них показания и, может быть, вернется в Париж уже нынче вечером.

Утро месье Марти провел с моей матерью. Не уверен, что его так уж тянет в Париж.

– Как Марти поладил с мамой?

– Он отвел ее в полицейское управление.

Я киваю. Полиция отказала мне в освобождении под залог под предлогом того, что она именует «нарушением паспортного режима», и адвокат хотел, чтобы мама подтвердила подлинность моего паспорта. Когда мне впервые понадобился паспорт – для школьной поездки, – она дала мне подписать пустой бланк и сказала, что остальным займется сама. Ни заполненного ею заявления, ни свидетельства о рождении, которое полагалось к нему приложить, я так и не видел.

– Они из нее что-нибудь вытянули? – спрашиваю я.

– Месье Марти говорит, что она за тебя поручилась. Причин отказывать тебе в освобождении больше нет.

– Но она признала, что у нас был отец? Один и тот же?

– Да будет тебе, Джейми. Мы же оба знаем, кто наш отец.

– Я не знаю.

– Никакой тайны тут нет. – Луиза называет имя, которого я никогда прежде не слышал. – Третий дом от нашего? С мансардой из желтой вагонки?

Я качаю головой. Ничего не помню.

Луиза пожимает плечами:

– Ну да, ты же на три года младше меня. Но он был так похож на нас… ладно, я думала, ты знаешь. Это не было таким уж великим секретом.

Для меня было. Я говорю:

– Выходит, мы с тобой совершенно нормальные.

– За сто процентов не поручилась бы, – отвечает она. – Но мы в пределах нормы.

Я опускаю глаза к меламиновой поверхности стола, к ее резным углублениям, имитирующим древесные волокна. Поверхность сделана из двух соединенных в стык листов пластика. Пытаюсь понять, где на каждом из них начинает повторяться рисунок, – я всегда делаю это, разглядывая обои или оконные шторы.

– Не надо, Джейми, – говорит Луиза. – Посмотри на меня.

Я смотрю.

– Знаешь, почему я согласился повидаться с тобой сегодня? – Я поднимаю ладонь; на ней пятно от синих чернил. – Ручка потекла, пока я писал признание.

– Что?

– Оно уже у полиции. Я заявил, что находился в купе Осано. Что у тебя был кто-то в купе, и я не хотел вам мешать.

– Но так нельзя. Это неправда. Рабочие видели нас.

– Сомневаюсь, что они вглядывались в мое лицо. – Я улыбаюсь, хочу, чтобы Луиза поняла: это конец. Я принял решение – за время семи вдохов и выдохов, как самурай. Но мне нужно, чтобы она поняла, прежде чем я уйду. И я говорю: – Я не хочу, чтобы то, что произошло между нами, стало всеобщим достоянием. Не хочу, чтобы об этом судачили. И не собираюсь пользоваться этим для своего спасения.

Тут она взрывается:

– Да почему же нет, черт возьми? Я-то пользовалась! И тобой тоже, причем не один раз. Я использовала тебя. – Лицо ее, залитое слезами, вспыхивает. – Я все докажу! Докажу!

Она вцепляется в мою руку. Тюремный служащий, увидев это, бегом направляется к нам.

– В ту ночь, в отеле «Кост», когда я изодрала постель Этьена. Я сказала тебе, что мы поругались, но он туда даже не заходил. Я с ним и не виделась.

Служащий хватает ее за запястье. Но оторвать руку Луизы от моей ему не удается.

– Он распускал обо мне сплетни, и я разнесла его номер вдребезги, чтобы преподать ему урок. Вот и все. А потом пришел ты, и я решила вовлечь тебя в это. Я все выдумала, Джейми.

Служащий отгибает Луизины пальцы, один за другим. Слезы льют по ее лицу так обильно и скоро, что оно словно уплывает за водяным экраном.

– Я хотела, чтобы ты поехал со мной в Италию. Я использовала тебя.

– Ты ничего плохого не сделала, – говорю я.

Времени остается всего ничего. Тюремщик тащит меня через комнату, к камерам.