Крымско-татарский коллаборационизм периода Второй мировой войны имел свои глубокие корни. Не трудно догадаться, что искать их следует в истории взаимоотношений России и Крымского ханства, которые были мирными и добрососедскими только в последней четверти XV века. Однако, чтобы понять причины этого коллаборационизма, не надо заглядывать так далеко. Как таковое крымско-татарское национальное движение возникло в конце XIX века, а окончательно оформилось и окрепло только в период русской революции и Гражданской войны 1917–1920 годах. Однако, несмотря на свою относительную молодость, оно сразу же стало претендовать на роль одного (и, заметим, главного) из вершителей судеб полуострова. В эти же годы происходят первые контакты лидеров крымско-татарского национального движения и Германии, тогда еще кайзеровской, войска которой с апреля по ноябрь 1918 года оккупировали Крым. Так, выступая 16 мая 1918 года на национальном конгрессе крымских татар — курултае, — один из его руководителей Д. Сейдамет сказал следующее: «Есть одна великая личность, олицетворяющая собой Германию, великий гений германского народа. Этот гений, охвативший всю высокую германскую культуру, возвысивший ее в необычайную высь, есть не кто иной, как глава Великой Германии, Император Вильгельм, Творец величайшей силы и мощи. Интересы Германии не только не противоречат, а, быть может, даже совпадают с интересами самостоятельного Крыма».

21 июля 1918 года ряд видных крымско-татарских деятелей (за которыми явно стоял Сейдамет) обратились к германскому правительству с меморандумом, в котором отмечалось, что «татары — это наиболее старинные господа Крыма» и поэтому следует восстановить их «владычество» на полуострове. Эти деятели выдвинули следующие пункты, на которых, как им казалось, могло быть основано сотрудничество Германской империи и будущего Крымского государства:

Этот меморандум остался без внимания со стороны кайзеровского правительства: на тот момент Германии было явно не до крымских татар. Однако, как видно, наметилась определенная тенденция, которая впоследствии стала только более отчетливой и окончательно оформилась в годы Второй мировой войны.

В ноябре 1920 года Крым был окончательно захвачен большевиками и стал частью СССР. Через год на его территории была создана автономная республика, которая хоть и не имела ярко выраженного национального характера, тем не менее делалась явно «под татар». И события последующих лет показали это как нельзя лучше. С начала 1920-х годов в Советском Союзе начинает осуществляться политика так называемой «коренизации». На Крымском полуострове ее разновидность получила название «татаризации» и была направлена на формирование национальных управленческих кадров, увеличение их числа во властных структурах, расширение сферы применения крымско-татарского языка, приобщение крымских татар к светскому образу жизни и вовлечение их в состав промышленного рабочего класса. Но, как и в других республиках СССР, политика «коренизации» насаждалась в Крыму через административные методы. Более того, явная непродуманность ряда ее мер способствовали не сглаживанию межнациональных отношений на полуострове, как никогда обострившихся в годы Гражданской войны, а наоборот, только вели к их эскалации.

В 1928 году проведению «коренизации» вообще и «татаризации», в частности, пришел конец. В политической жизни это ознаменовалось судом над председателем Центрального исполнительного комитета Крымской АССР В. Ибраимовым и фактическим отстранением крымских татар от управления республикой, в общественной и культурной плоскости — расправами над «татарскими буржуазными националистами». Все это, естественно, не могло не вызвать раздражения у татарской интеллигенции и тех татар-чиновников, которые уже считали Крым своей республикой. Последовавшая же за этим коллективизация только усилила такие настроения, но уже в более широких слоях крымско-татарского населения.

И еще один фактор. Первое десятилетие советской власти в Крыму большевики довольно снисходительно относились к мусульманской религии. Разумеется, атеистическая пропаганда, со всеми сопутствующими ей моментами, велась постоянно. Но все-таки это отношение не было таким, как к православию, поставленному фактически вне закона. Со свертыванием же политики «коренизации» закончилось и мирное сосуществование ислама и советской власти: атеистическая пропаганда стала более агрессивной, культовые сооружения стали отбираться у верующих или разрушаться, а священники подвергаться аресту. [171]

Таким образом, все, что можно было сделать для «кризиса лояльности» у крымских татар по отношению к самой себе, советская власть сделала. С началом же немецкой оккупации Крыма эта нелояльность, в совокупности с историческими и прочими предпосылками, и дала те настроения, которыми не мог не воспользоваться такой осмотрительный враг и которые в результате привели к тому, что называется военно-политическим коллаборационизмом.

Тем не менее все это было не сразу, а постепенно. И военный, и политический коллаборационизм крымских татар возникли не на пустом месте. Как можно убедиться, он не был «продуктом» только событий войны. В его основе лежали более глубокие причины: и исторического, и политического, и социального, и национальнорелигиозного характера. Но и к открытому сотрудничеству с оккупантами они сразу не могли привести. Поэтому первоначально (сентябрь — ноябрь 1941 года) коллаборационизм выразился в нелояльности части крымско-татарского населения по отношению к советской власти и представлявшим ее органам. И советские, и немецкие источники указывают на такие проявления нелояльности (а в ряде случаев и враждебности): дезертирство из рядов Красной армии и партизанских отрядов, нападение на отступающие советские части, разграбление партизанских продовольственных баз.

Летом 1941 года в Крыму из местного населения было сформировано четыре стрелковые дивизии, в двух из которых — 320-й феодосийской и 321-й евпаторийской — личный состав состоял преимущественно из крымских татар (в этих соединениях их было всего около 10 тыс. человек). Параллельно с регулярными частями шел процесс организации партизанского движения на полуострове, в ряды которого также было включено значительное количество крымских татар. Кроме того, крымские татары — жители горных и предгорных сел — принимали непосредственное участие в выборе мест дислокации партизанских отрядов и в закладке баз продовольственного и боевого снабжения для их личного состава. [172]