Она снова почувствовала подвох. Ей стало неуютно под его взглядом.

— Давай, Анна, колись. Я знаю — ты была у доктора Салама.

— Я хотела узнать…

— Я понимаю, что ты хотела узнать. А еще ты звонила Майку Льюису и Баролли…

— Да.

— Ездила в участок…

— Да.

— Так. И что же ты в результате этих разъездов…

Тут выкрикнули их номер, подошла официантка, принесла им салаты. Ленгтон поднял ложку и улыбнулся:

— Спасибо.

Он заказал еще два бокала красного вина и бутылку воды без газа, взял нож, вилку и принялся за салат.

Анна же к своему почти не притронулась, ей стало не по себе.

— Ну, расскажи мне, что же ты такого нарыла? — спросил Ленгтон, отодвинул тарелку с недоеденным салатом и залпом выпил бокал вина.

Анна сбивчиво рассказала о том, что ей удалось узнать для защитников, представляющих Идриса Красиника.

— Позволь напомнить тебе: Идрис Красиник взял на себя убийство Карли Энн…

— Но он ведь ее не убивал.

Его рука прямо взвилась над столом и крепко сжала ее руку.

— Я еще не закончил. Мы знаем, что он вместе с братом возил для Каморры наркотики, мы знаем, что оба были нелегальными иммигрантами. Господи, нам ведь даже неизвестно, настоящая это их фамилия или нет, — правильно? Правильно или нет?

— Да, я это знаю.

— Идрис попробовал отрезать ей голову и кисти рук, чтобы ее невозможно было опознать, верно?

— Да.

— Так вот, даже если он давно сидел на наркотиках, боялся Каморры, переживал за брата — да что угодно придумай, — все равно он участвовал в убийстве. Он признался, что видел, как Каморра задушил ее, а прежде изнасиловал, заставив и его сделать то же самое. А про нее ты забыла? Ее, беспомощную, привязали к каменной плите. Его брата заставили смотреть, напичкали этой джимсоновой травой так, что он не понимал, что сейчас — утро, вечер. Продолжать?

Она кивнула и вяло принялась за салат.

— Ладно. За попыткой расчленения наблюдали Рашид Барри и Каморра. Идриса ловят, эта парочка смывается, белый «рейндж-ровер» исчезает. Слушаешь меня?

— Да!

Ленгтон, разгибая пальцы, стал перечислять дальнейшие события: Идрис отказался от своего заявления, сказав, будто не знает, кто были эти двое, и твердил, что сам, один, убил Карли Энн.

— Вот и объясни мне, Анна, зачем он это сделал? Зачем он признавался в убийстве, которого, как ты говоришь, не совершал?

— Может быть, боялся за брата?

— Эймона Красиника взяли за то, что он у школы продавал наркотики детям. Он сопротивлялся при аресте, а на суде ему предъявили обвинение еще по восьми случаям продажи наркотиков и попытке похитить четырнадцатилетнюю девочку.

— А тебе не приходило в голову, что братья боялись того, что может сделать с ними Каморра? — спросила Анна. — По крайней мере, в тюрьме они освободились бы от него. Вот Эймон там и оказался, и мы даже знаем как.

Ленгтон покачал головой:

— Но Идрис ничего не говорил, пока мы расследовали убийство Карли Энн, он все время играл в молчанку. Если бы он сразу назвал нам имена Рашида Барри и Каморры… А он врал: знал все, но держал язык за зубами. Он заговорил, только когда решился спасти брата. Конечно, если ты хочешь добиться пересмотра дела совместно с его защитой, то, пожалуйста, вперед, а по мне, так это ничтожество должно отсидеть весь срок.

— Но он не убивал Карли Энн.

Ленгтон зло ответил:

— А я считаю, что он знает, кто это сделал!

— Так, значит, ты утверждаешь, что Рашид Барри и Каморра были в общежитии, когда ты пришел туда?

— Вот именно. Если Идрис назвал бы их имена, то, посчитай сама, сколько смертей удалось бы избежать. Ребенку Гейл было всего два годика, и его скормили свиньям — в голове не укладывается! Или тебе это кажется нормальным?

— Нет, конечно!

— Так пусть Идрис Красиник хоть в аду сгорит!

Официантка опять выкрикнула номер их ложки, принесла бифштексы с жареной картошкой, убрала грязные тарелки и вилки, положила на стол чистые.