Шрифт:
— Слишком много совпадений. По правде говоря, я должен найти убийцу Бернара Тиро. Но меня по-прежнему интересует, почему никому не известный учитель из лицея имени Ламартина становится объектом задания агента политической полиции во время алжирской демонстрации. Если бы у меня достало наглости, то я бы отправился к бывшему патрону специальной бригады Андре Вейю. Тем более что теперь он ничем не рискует…
— Не буду учить вас, Каден, следствию, хотя никогда не отказываю в совете. Можете работать, как считаете нужным. Лишь бы это привело к аресту виновного. Но предупреждаю, что, если вы выйдете за рамки закона, на меня не ссылайтесь. Это будет ваша личная инициатива. Не хочу, чтобы мое имя было связано с каким бы то ни было нарушением.
— Всегда брал ответственность на себя, комиссар, и убежден, что эти два преступления связаны между собой…
— Пока связь в том, что по неизвестным причинам убиты отец и сын. Вы только что сказали о двух преступлениях, хотя перед этим заметили, что убийство Роже Тиро покрыто амнистией. Будьте осторожны.
— Постараюсь, комиссар.
— Стараться недостаточно. И не опирайтесь на ваши «убеждения», оставьте их судьям. Мне нужен преступник, которого можно так же убедительно представить, как и труп, подобранный около префектуры. Я предпочел бы, чтобы вы оставались во главе комиссариата, пока не закончите следствие. Таким образом будете чувствовать себя свободнее.
Глава восьмая
В тот день я вернулся домой пораньше и лег в постель в восемь часов, сразу после последних известий. Но уснуть долго не мог. Встал и, подойдя к книжной полке, увидел незаконченную монографию Роже Тиро, отданную мне Клодин. Это была не книга, а скорее макет, предназначенный для типографии. На первой странице красовался герб города Дранси, на второй — название: «Дранси с основания и до наших дней. Роже Тиро, преподаватель лицея им. Ламартина».
Я быстро пролистал монографию. На многих страницах оставались пустые места, обведенные карандашом. Автор, видимо, предполагал поместить туда фотографии, графики, рисунки. Первая глава была посвящена историческому прошлому тех мест. Я бегло проглядел текст, стараясь установить лишь общий смысл. Затем перескочил через несколько столетий и взялся за современность. Я узнал, что в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, когда население городка превысило сорок тысяч человек, была принята смелая строительная программа: в Дранси должны были построить первые французские небоскребы. Весь этот комплекс должен был называться «Чайкой».
Говоря о сороковом годе, Тиро упомянул о немецких солдатах, захваченных в плен и содержавшихся в «Чайке». (Дело в том, что первые французские небоскребы не имели успеха у публики, а потому за бесценок были проданы министерству обороны.) Здесь я обратил внимание на то, что французской армии удалось захватить пленных во время «странной войны».
Но немцы вскоре вошли в Дранси, и роли поменялись: заключенные превратились в тюремщиков. С лета сорокового года здесь были размещены взятые в плен французские и английские солдаты, а также мирные граждане из Югославии и Греции, захваченные в Париже. Двадцатого августа сорок первого года «Чайка» была официально преобразована в концлагерь для участников Сопротивления, «сомнительных» лиц, евреев, цыган и прочих перед их отправкой в Германию или в оккупированную Польшу.
Роже Тиро привел цифру: семьдесят шесть тысяч женщин, детей, стариков прошло за три года через Дранси и отправлено затем в Освенцим. По его данным, из них спаслось менее двух тысяч человек.
Каждую неделю через Дранси проходили три тысячи узников под конвоем четырех немецких солдат и нескольких десятков их французских приспешников. Автор подчеркнул цифру: «четыре».
Отдельная таблица указывала, сколько и из каких районов Франции прибывало в Дранси заключенных. Впереди всех шел парижский район, за ним Тулуза, столица Пиренеев. Парижский район занимал в этом страшном перечне все первые места, за исключением графы «дети моложе 3 лет». В Париже их было одиннадцать процентов, а в Пиренеях — двенадцать.
Рассказ о «Чайке» подошел к концу. Позже, в августе сорок четвертого года, лагерь служил для размещения нескольких тысяч французов, обвиненных в сотрудничестве с врагом. Среди самих известных заключенных были певец Тино Росси, драматург и эссеист Саша Гитри…
На этом я уснул.
Войдя в комиссариат на следующее утро, я с удивлением обнаружил Лардена, стоящего на столе. Он снимал огромную дорожную карту Франции, закрывавшую почти всю стену.
— Что вы делаете, Ларден?
Он повернулся ко мне и что-то пробормотал, но я не понял ни слова.
— Говорите яснее…
Бригадир поднес ладонь ко рту и выплюнул полдюжины кнопок:
— Отдел снабжения прислал нам новую дорожную карту. Там все дороги, включая и те, что еще строятся. Поэтому я снимаю этот антиквариат.
Повесив новую карту, Ларден спрыгнул вниз, подошел ко мне и взглянул на дело рук своих:
— Никакого сравнения, инспектор.
Я не мог оторвать глаз от ярких линий автодорог, пересекавших страну. Главные дороги были отмечены двойной оранжевой чертой.
— Взгляните-ка на карту, Ларден. Вы ничего не замечаете? Я имею в виду автодороги…
Он посмотрел на меня с удивлением:
— Нет… Дорог стало вроде немного больше… Думаете, они ошиблись?
— Посмотрите внимательнее. Это же совершенно очевидно. Расследование надо начинать сначала. Прямо сейчас.
— Какое расследование, инспектор?
— Их же у нас не тысяча. Речь идет об убийстве Бернара Тиро. Вам придется снова опросить все полицейские посты по автодороге Париж — Тулуза, все станции обслуживания, все дорожные рестораны.