В каждой станице сыщики составляли именные списки жителей: в один вносили старожильцев, в другой — новоприходцев. В станицах разыгрывались душераздирающие сцены: в ходе допросов людей били кнутом, резали носы и уши; партии беглых под конвоем отправляли в места их прежнего жительства или на Воронеж к Апраксину, которому постоянно не хватало людей для верфей и прочих работ. Стон и слезы, причитания и проклятья отмечали путь карателей по донским станицам. Слухи, разговоры о жестокостях и насилиях Долгорукого распространились по всему Дону. Накапливались возмущение и злоба на непрошеных пришельцев.

Неделю спустя по выходе из Черкасска Долгорукий пришел в Мелехов городок. После разговора со станичным атаманом и казаками нашлось еще 20 беглых. Долгорукий созвал совещание:

— Господа офицеры! Розыск только начался, а дела идут у нас плохо. Если так будет и впредь, указ великого государя выполнить нам не уметь. Как у Пушкина и Кологривова было, вы знаете.

— Знаем, господин подполковник.

— Так вот. В этом деле разговорами да уговорами ничего не сделаешь. Сами видели: как кнут по спинам начнет ходить, так и языки развязываются. Посему приказываю: не жалеть ни старого, ни малого; не разбирать, кто старожилый казак, кто новоприходец, сечь без пощады и беглого, и его укрывальщика. Понятно?!

— Понятно.

— Господин подполковник, — спросил капитан А. Ф. Плохов, — неделя уже прошла, а мы только в нескольких станицах побывать смогли. Если и дальше так...

— Знаю. И о том хочу сказать. Если всем отрядом итти по Дону и притокам, то и к зиме не кончим дело. Надо нам разделиться на партии. Ты, капитан, — посмотрел на Плохова, — пойдешь дальше вверх по Дону до Паншина-городка. С тобой пойдут поручик, двое черкасских старшин, двое писарей и солдат с десяток или победе.

— Слушаюсь, господин подполковник.

— Дальше, от Паншина до Донецкого городка, пойдет с отрядом, — князь пробежал глазами по офицерам, седевшим на лавке. — капитан Киреев.

— И с притоками? — Киреев встал с недоумением на лице. — Городков-то там великое число.

— Нет, твой путь — только по Дону. По Медведице и Бузулуку итти капитану Хворову, по Хопру — капитану Тенебекову. Понятно всем?

— Понятно.

— Так тому и быть. Сам я пойду по Северскому Донцу и запольным речкам. Там тоже, полагать можно, беглых немало. Повторяю, господа офицеры: сыск вести с великим тщанием, поспешением и без послабления. Государю о том велено писать почасту. А спросит государь с нас по всей строгости.

Разделившиеся отряды двинулись по назначенным местам. Розыск, сопровождавшийся жестокостями, продолжался. Долгорукий повернул со своим уменьшившимся почти наполовину отрядом на северо-запад. Шли по городкам на Донце и его притоках — Гнилой, Деркуле, Калитвам и прочим. Князь и его подчиненные вели себя круто и беспощадно. В Обливенском городке, как и в других, атаман подал сказку о жителях: все они, мол, из старожилых; новопришлых было человек с 20, но и они разбежались, услышав про такой строгий сыск. Долгорукий не поверил и оказался прав: один из местных казаков, недоброжелатель станичного атамана, тайно пришел ко князю:

— Господин подполковник! Неладно выходит по твоему сыску у нас в Обливах.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что наш атаман тебя обманывает.

— Каким образом?

— А вот каким: в Обливах не 20, а 200 новопришлых людей.

— Вот как? А старожилых?

— Только шесть человек. Да черкас с 10 будет.

— Значит, неправду атаман говорит?

— Стало быть, так. До твоего приходу атаман собрал старых казаков, и они клятву дали на евангелии, что им тех пришлых людей не выдавать.

— Так, так. Ну что ж! Спасибо тебе, казак. А с теми я поговорю по-своему.

Долгорукий вызвал атамана и его единомышленников:

— Вы что же, атаманы-казаки? Сказку подали, а в ней все — ложь?

— Господин подполковник, — атаман глядел растерянно, — да мы...

— Молчи, вор! Скажи лучше: сколько беглых в Обливах, да правду говори, не ври! Не то...

— Помилуй, господин подполковник. Бес попутал...

— Царю про беса не напишешь. Ты сказывай: сколько беглых тут скрывается? Ну! Юлишь все! Я ведь все вызнал. Ври, не ври, а истину не скроешь!

— Да есть, господин подполковник. С сотню и поболе.

— Точно говори!

— Близко двух сотен будет...

— Вот-вот! Что же ты писал о 20 пришлых? Об остальных забыл? Память отшибло?

— Грех да беда на кого не бывает...

— Грех да беда!.. Вот и будет вам беда, на своей спине познаете.

Тут же около куреня трех «лутчих людей» из казаков распластали на лавках и примерно наказали кнутом. Всех беглых переписали. Сыск пошел быстрей, беглых выявляли сотнями — расправы в Обливенском и других местах перепугали казаков, и они стали сговорчивей. Долгорукий снова разделил свой отряд — партию во главе с офицерами братьями Арсеньевыми направил вверх по Северскому Донцу, а сам продолжил сыск по запольным речкам — левым притокам Донца. В Новоайдарском городке князь выявил 150 беглых; старожилых и черкас оказалось только 32 человека. В Беловодской и Явсужской станицах и вовсе не нашлось ни одного старожильца, все были новоприходцами. Каратели уже не смогли высылать всех беглых — не хватало провожатых для конвоя. Беглецов «до указу» оставляли в станицах, чтобы потом, при первой возможности, выслать в положенные места.