Может показаться, что между программами М.Д. Малея и А.Б. Чубайса не существовало принципиального различия.

Но это не так.

Если М.Д. Малей считал, что объектом приватизации прежде всего должны стать нерентабельные и малоэффективные предприятия, то А.Б. Чубайс предлагал начать с предприятий, которые отличались особой доходностью [3738] . В первом случае это соответствовало интересам государства, во втором — интересам частных собственников.

18 ноября в Москве состоялся второй тур переговоров, посвящённых внешнему долгу [3739] . 21 — го страны «семёрки» согласились предоставить Советскому Союзу кратковременную отсрочку по его долговым обязательствам [3740] .

«…2 декабря 1991 года, — вспоминает А.С. Черняев, — Джон Мэйджор направил Президенту СССР послание, которое мне принёс мой друг Брэйтвейт». Далее А.С. Черняев приводит фрагменты из этого послания, с указанием, какие страны и какие кредиты могут предоставить: «Вместе с продовольственными кредитами и другой помощью, предоставленной в 1991 году, общая сумма поддержки, оказанной участниками Экономического совещания, превышает 10 млрд долл… Я был также рад узнать, что «семёрке» удалось договориться… об отсрочке некоторых обязательств по выплате долга… эта отсрочка… обеспечит до конца 1992 года выгоду в размере около 3 млрд долл.» [3741] .

Итак, чтобы М.С. Горбачёв мог довести развал Советского Союза до конца и завершить передачу власти в Москве Б.Н. Ельцину, было обещано не менее 13 млрд долл. Однако в тот момент Советскому Союзу нужны были не обещания, а реальные деньги. А поскольку их не было, 4 декабря Внешторгбанк СССР объявил о приостановке платежей по своим обязательствам [3742] .

Фактически это означало объявление о финансовом банкротстве СССР.

На следующий день появился уже не «меморандум о взаимопонимании», а «Договор о правопреемстве в отношении государственного долга и активов Союза ССР» [3743] .

Этим договором была определена сумма общей задолженности СССР — 93 млрд долл. и доля каждой из 15 республик в погашении советского долга. Доля России составила 61,3 процента, или же около 57 млрд долл. Семь республик (Азербайджан, Латвия, Литва, Молдова, Туркменистан, Узбекистан и Эстония) подписать этот договор отказались [3744] .

А поскольку даже те республики, которые подписали договор, не могли обслуживать внешний долг [3745] , им была предоставлена отсрочка [3746] и поставлено условие: «сотрудничество с Международным валютным фондом» (МВФ) и немедленное осуществление «рыночных реформ» [3747] .

Утром 7 декабря 1991 г. Б.Н. Ельцин отправился в Минск. Официальная цель — заключение Договора о дружбе и сотрудничестве между РСФСР и БССР. В 11.00–11.30 договор был подписан [3748] . В тот же день российская делегация могла вернуться в Москву. Однако 7 — го в столице она так и не появилась.

«Проходит день, — вспоминает М.С. Горбачёв, — никаких новостей из Минска до меня не доходит, никому ничего неизвестно. Подумалось: решили «расслабиться» — так оно и было» [3749] . После официальный церемонии состоялся неофициальный банкет, на котором Борис Николаевич действительно «расслабился».

Однако настораживало, что об этой довольно ординарной поездке не были поставлены в известность ни секретарь Верховного Совета РФ С.А. Филатов, ни спикер Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатов, ни вице — президент РСФСР А.В. Руцкой [3750] . Настораживало и то, что вместе с Б.Н. Ельциным улетели государственный секретарь Г.Э. Бурбулис, вице — премьер Е.Т. Гайдар, министр иностранных дел А.В. Козырев, советник президента по правовым вопросам С.М. Шахрай [3751] . Ещё более должно было бы насторожить то, что 7 — го из Киева в Минск тоже со свитой отправился президент Украины Л. М. Кравчук [3752] .

«В замысел встречи в Беловежской пуще, — пишет Е.Т. Гайдар, — президент меня не посвящал. Сказал только, что надо лететь с ним в Минск, предстоит обсуждение путей к усилению сотрудничества и координации политики России, Украины и Белоруссии…» [3753] .

Однако Б.Н. Ельцин, Л.М. Кравчук и С.С. Шушкевич решили провести совместную встречу не в Минске, у всех на виду, а под Брестом в Беловежской пуще, в посёлке Вискули.

«Беловежская встреча, — вспоминал Борис Николаевич, — проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение» [3754] . Степень секретности была такова, что приглашённый фотограф АПН Ю. Иванов позднее заявил: «Я был уверен, что еду снимать охоту» [3755] .

Первой ещё днём в Беловежскую пущу прибыла украинская делегация. Вслед за нею должна была появиться российская. Однако во время банкета Борис Николаевич настолько «расслабился», что прибыл в Вискули лишь около 18.00.

Причём, судя по всему, доставили его не совсем в рабочем состоянии. По утверждению С.С. Шушкевича, «Ельцин прилетел на аэродром неподалёку от Вискулей нетрезвым», поэтому даже не смог «самостоятельно сойти с трапа» [3756] .

«Ельцин прилетел под вечер, — вспоминает журналист Н. Иванов. — И сразу казус: не устояв на шатком трапе, Борис Николаевич потерял равновесие и едва не слетел кубарем на гостеприимную белорусскую землю. Ситуацию спасла охрана, подхватив Бориса Николаевича под руки» [3757] .