Оценивая значение этого факта, Ревекка Мэтлок пишет: «Для латышей это было началом их борьбы за отделение от Советского Союза» [531] .

Но тогда получается, что сигнал к началу такой борьбы был дан осенью 1986 г. по советскому телевидению!

Такого же мнения на этот счёт придерживается бывший заместитель председателя КГБ Латвийской СССР Я. Труминьш. Касаясь в одном из своих выступлений проблемы зарождения движения за независимость Латвии («Атмоды»), он заявил: «Если говорить об истоках «Атмоды» в Латвии, то, по — моему, первым серьёзным шагом была проходившая в Юрмале в 1986 г. конференция представителей общественности СССР и США» [532] .

Появление записки В.М. Фалина и юрмальский эпизод придают убедительность свидетельству К.Е. Кортелайнена. Но тогда получается, что в Рейкьявике действительно могла затрагиваться судьба СССР и, вполне возможно, М.С. Горбачёвым были даны Р. Рейгану какие — то авансы на этот счёт. Касались ли они только Прибалтики или же речь шла и о других республиках, мы пока не знаем.

О том, что в Рейкьявике обсуждались не только проблемы разоружения, свидетельствуют воспоминания И.Г. Земцова, который в то время жил в Израиле и продолжал играть роль неофициального посредника между Москвой и Тель — Авивом. По его утверждению, среди прочих проблем в Рейкьявике рассматривался вопрос о выезде евреев из СССР. «Советским гражданам, — пишет И.Г. Земцов, — не следовало знать, что их руководители предлагали американскому президенту сделку — разрешить эмиграцию в обмен на отказ от СОИ» [533] .

Как утверждает Р. И. Косолапов, по имеющимся у него сведениям, в Рейкьявике М.С. Горбачёв познакомил Р. Рейгана со своим планом перестройки, который, однако, показался Р. Рейгану настолько невероятным, что он не поверил советскому лидеру и решил, что таким образом его пытаются обмануть [534] .

Рискну высказать предположение: именно за это М.С. Горбачёв требовал от США отказа от СОИ, понимая, что это блеф и отказ от него не наносит Соединённым Штатам никакого ущерба, а ему даст уникальную козырную каргу для оправдания капитуляции на мировой арене и радикальных перемен внутри страны.

Если принять эту версию, станет понятно и то, почему после последней встречи с Р. Рейганом у М.С. Горбачёва было лицо человека, который потерял всё, и то, почему едва не заплакал от обиды Э.А. Шеварднадзе, и то, почему появились слёзы радости на глазах Раисы Максимовны, когда М.С. Горбачёв назвал на пресс — конференции эту провальную встречу прорывом, и то. почему М.С. Горбачёв позднее охарактеризовал встречу в Рейкьявике как драму, сопоставимую с Чернобылем, и то, почему на Западе Рейкьявик сравнили с Каноссой, и то, почему позднее в Рейкьявике, а не в Женеве и не на Мальте был поставлен монумент в честь окончания «холодной войны».

Если принять эту версию, становятся понятными следующие заявления М.С. Горбачёва: «На той встрече в верхах, — зашли так далеко, что обратно уже повернуть было нельзя» [535] .

Как уже отмечалось, с самого начала перестройки обнаружилось расхождение между словами и делами нового Генерального секретаря. Это было показано на примере антиалкогольной кампании. Подобное расхождение мы видим и в другом, более важном вопросе, который был назван на апрельском 1985 г. Пленуме ЦК КПСС стратегическим. Речь идёт об ускорении научно — технического прогресса.

Хотя XXVII съезд КПСС подтвердил этот курс, однако собрав 10 марта 1986 г. секретарей ЦК КПСС и очертив перед ними важнейшие задачи, стоящие перед партией, М.С. Горбачёв не назвал в их числе мер, направленных на ускорение НТП [536] .

Правда, эта проблема была затронута в выступлениях Л.Н. Зайкова, Е.К. Лигачёва и М.С. Соломенцева [537] . Но Е.К. Лигачёв констатировал, что «ведомства и организации», которым было поручено рассмотрение поставленных на июньском совещании 1985 г. вопросов, относятся к этому поручению формально [538] , а Л.Н. Зайков отметил, что созданное осенью того же года в структуре Совета министров Бюро по машиностроению фактически бездействует [539] .

Это означает, что за год пребывания М.С. Горбачёва у власти для практического решения задачи ускорения научно — технического прогресса ничего сделано не было.

Заявив 24 апреля на заседании Политбюро о том, что «страна отстала во всём» (это было неправда) и «состояние экономики тяжелейшее» (что во многом было правдой), М.С. Горбачёв заявил: упор надо сделать «на производстве товаров народного потребления», так как «это наиболее эффективный путь к экономическому выздоровлению» [540] .

Подобный призыв представляет интерес в двух отношениях.

Во — первых, он свидетельствует, что сразу после съезда генсек по существу высказался за необходимость пересмотра генерального курса партии — курса на ускорение научно — технического развития экономики. Следовательно, как уже отмечалось, для него этот курс представлял лишь декларацию, под прикрытием которой он был намерен реализовать совершенно другие замыслы.

Во — вторых, предлагая сосредоточить основные усилия на расширении «производства товаров народного потребления», М.С. Горбачёв тем самым указывал не «наиболее эффективный путь к экономическому выздоровлению», а тот путь, который окончательно загонял развитие советской экономики в тупик.