У моих минометчиков что-то произошло. Это мне, появившемуся снова в батарее, так показалось. А в самом-то деле и ничего — я, видимо, как-то по-новому, острее, что ли, взглянул на свою семью.

У командира третьего взвода, лейтенанта Мостового, я заметил кое-какие непростительные вольности. На марше, дважды уже, отставал от колонны. Причины? В одном случае, видите ли, подпруга у седла лопнула и он был, видите ли, вынужден задержаться. В другом случае снова какая-то неисправность в амуниции лошади. И в обоих случаях от него попахивало вином. В третий раз лейтенанта привел в батарею замполит командира полка гвардии майор Ковальчук.

— Полюбуйтесь, комбат, на своего соколика. Да послушай мой о нем интересный рассказ. Ехал я замыкающим в колонне полка. Проходим как раз одну деревеньку. Смотрю: какой-то офицер с коноводом в переулок метнулся. Решил проверить. Долго искать мне их не пришлось. Возле одного дома, не спешившись, стоит казак, а офицерского коня держит под узцы мадьяр. Уж не родню ли нашел офицер и забежал проведать родственников? А он и в самом деле — как дома, сидит за столом этак развалившись, потягивает винцо и закуска на вилке. А перед ним, чуть ли не по стойке смирно, трепещет испуганная до смерти хозяйка. Время-то уже далеко за полночь, и они крепко спали, когда появился этот нежданный гостенек.

— Ну, хозяюшка, — говорю, — забираю вашего дорогого гостя, извините уж нас за беспокойство ночью.

Только вот не знаю, поняла ли хозяйка что-либо из моих слов, или не поняла ничего. Выйдя из дома, я извинился так же и перед мадьяром. Сели на коней и поехали догонять полк. Ну вот и всё. Игра в гости у вашего лейтенанта на этот раз сорвалась, и я в этом виноватый.

У майора Ковальчука была добрая душа и сердце родителя. Он что-то еще по-стариковски проворчал про молодо-зелено и передал лейтенанта Мостового мне, как бы сказали теперь, на поруки. Одновременно Антон Яковлевич напомнил Мостовому расстрел из миномета колхозного сена на Кубани и предупредил Мостового, что если он «выкинет какой-либо номерок» еще раз, ему несдобровать.

Если бы Ковальчук доложил об этом командиру полка, не избежать бы Мостовому военного трибунала. Это как пить дать.

Ну вот, мы и пришли к тебе, песенный Дунай! Через огонь, через пушечный грохот, через смерти — пришли!

Мне хотелось увидеть Дунай глазами композитора Штрауса, музыку которого очень люблю, — голубым. Но Дунай не был голубым. Он, родной брат Волги и Днепра, как назвал его один французский географ, был мутным. Дунай готовился к ледоставу, и по его широкой спине шла шуга. Но все равно, окаймленный кустами ивы и краснотала, обрывами, широкими отмелями с чисто промытым песком, он тек плавно и величаво. Над ним висели серые декабрьские тучи, битком набитые дождем и снегом. Когда начинал дуть резкий ветер, Дунай хмурился, волновался и мрачнел.

Мы вышли к Дунаю и переправились на правый берег между городами Пекч и Колоча по понтонному мосту, наведенному накануне нашими саперами. Переправились спокойно, в дневное время, не опасаясь авиации противника. Над переправой, охраняя нас, несли бессменную патрульную службу краснозвездные ястребки.

Снова начались бои, теперь уже в составе 3-го Украинского фронта, куда нас передали из 2-го Украинского. В эти зимние дни и ночи мы почти не слезали с седла. По дорогам, покрытым гололедом, а часто без дорог, в коридоре между озерами Балатон и Веленце на юге и городом Эстергом на севере мы челноком сновали туда и сюда, внезапно появляясь перед противником. Гитлеровцы долго не могли понять, что происходит: куда ни ткнутся — всюду казаки.

Гитлеровское командование прилагало все силы, чтобы прорваться через внешний фронт к Будапешту и высвободить свои окруженные войска. Но их яростные танковые контрудары успешно отражались нашими войсками. Свой вклад в победу над врагом внесли и мы, конники, в частности, наш 37-й гвардейский кавалерийский полк. В «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» сказано:

Сначала был горнорудный городок Татабанья. Его мы заняли без особого труда. Гарнизон гитлеровцев был невелик. Не оказывая сильного сопротивления, он отошел в горы, что вплотную примыкали к городу с северо-запада.

В Татабанье гитлеровцы пытались устроить нам ловушку. Уходя, они всем владельцам торговых предприятий и увеселительных заведений под угрозой смерти приказали: с приходом русских открыть все магазины и магазинчики, рестораны, бары и пивнушки. Гитлеровское командование рассчитывало: казаки клюнут на приманку, начнут тащить, грабить, бражничать. А оно тем временем подтянет силы, и казачий полк будет прихлопнут, казаков они возьмут тепленькими. Мерили на свой аршин. Не вышло. Мы не поддались на провокацию. Ни один казак не позарился на чужое добро, хоть каждый видел: магазины и магазинчики открыты и без продавцов, рестораны, бары и пивнушки без обслуги. Приходи, бери, пей, гуляй. Мы только удивлялись попервоначалу, не понимая, что замышляет враг. Однако вскоре все разъяснилось. И мы не стали ждать, когда гитлеровцы прихлопнут нас в Татабанье, а вышли навстречу им. Встреча состоялась возле села Фельшегалла, которое мы проходили два дня тому назад. Здесь начались тяжелые и кровопролитные бои. И шли они целую неделю. Особенно тяжелым был день 5 января 1945 года. Накануне вечером гитлеровцы обошли высоты перед селом, занимаемые нашим полком, утром ударили по полковым тылам, по коням и коноводам подразделений. Тылам пришлось срочно сниматься и через линию нашей обороны перебираться в село.

В военной терминологии есть понятие: бой перевернутым фронтом. Вот и нам пришлось «перевернуться»: сделать поворот на 180 градусов. Наш тыл стал фронтом. Скалистый грунт на высотах не позволил зарыться в землю. Люди гибли не только от осколков снарядов и мин, но и от камней. Гитлеровцы лезли на нашу оборону как очумелые, не считаясь с потерями.

Редели и казачьи силы. В первом эскадроне погиб весь первый взвод вместе со своим командиром лейтенантом Власовым. Второй эскадрон, когда на его позиции ворвались гитлеровцы, запросил артиллерийско-минометный огонь на себя. Дрогнул четвертый эскадрон и стал отходить к селу. Батарея 76-мм пушек оказалась впереди боевых порядков, без прикрытия. Она била картечью, расстреливая гитлеровцев в упор. Но таяли силы батарейцев. Выведена из строя одна пушка вместе с расчетом. Батарею достает пулеметный и автоматный огонь противника. Из строя выходит расчет второго орудия. И тогда к нему становится сам командир батареи старший лейтенант Чехов. Он работает за весь расчет — подносит снаряды, наводит орудие и стреляет. В самые критические минуты боя, когда казалось, что противника не сдержать, приходит помощь. Дивизион «катюш». Он ударил по гребню высоты, где гитлеровцев скопилось, что саранчи. Немногим фрицам удалось спастись бегством. Большинство их полегло здесь, на высотах. Наша оборона была восстановлена. Ни назавтра, ни в последующие дни немцы не предприняли ни одной атаки. Крепко побитый зверь зализывал раны.