— Правильно, — услужливо поддакнул Черепок. — Зачем нам проблемы с бандитами? Ее «шерстневцы» ищут, весь город на уши поставили, а они шутить не любят. Кто мы для них?.. Как насчет «ножичком по сахарному кадычку» заработать, а, Толстяк? Сдать ее «шерстневцам» надо, как пить дать, надо. И услугу окажем, и весьма вероятно, что деньжат на этом срубим… Да, дядя Леша?

Дядя Леша молчал, пристально глядя на ребенка. На его бесстрастном лице не было ни одной эмоции.

— Ясно, для чего он ее к себе притащил, — продолжал разглагольствовать Черепок. — С девчонкой-то милостыню куда легче собирать. Вот он и хочет, чтобы мы за ее лечение заплатили, а он барыши себе в карман положит. Сдать ее нужно… за вознаграждение…

— Заткнись! — сказал дядя Леша. — Я думаю… А ты, Толстяк, подойди ближе ко мне… Я плохо вижу твое лицо… Здесь темно… Скажи мне, Толстяк, что ты будешь делать, если мы эту девчонку «шерстневцам» сдадим? Ты ведь не думал о такой возможности, когда бежал ко мне? Так что ты будешь делать?

— Не… не знаю, — пролепетал Толстяк, глядя на старика широко распахнутыми глазами. — Я не знаю…

— Вот то-то и оно, — неизвестно к чему сказал дядя Леша. — Не знаешь… Профессор, сколько денег потребуется на лечение?

Услышав это, Черепок подпрыгнул на месте от возмущения и открыл было рот, собираясь что-то сказать, но угольки в глубине глаз дяди Леши вспыхнули, словно раздуваемые ветром, и его «адъютант» моментально захлопнул рот, даже зубами клацнул от старательности.

— Точно сказать не могу, — ответил Профессор, — я не врач… Я был инженером… Но много. Очень много.

— Сможешь устроить здесь «полевой госпиталь»? — спросил дядя Леша. — Я дам тебе простыни, отгородишь угол, соорудишь из ящиков кровать… Буржуйку дам. Она маленькая, удобная… В больницу ей действительно нельзя. Ты, Профессор, постарайся выходить ее… Знаю, знаю, что ты не врач, но ты постарайся. Постарайся, милый… Я не хочу, чтобы мои деньги зазря пропали… Договорились? Вот и ладно… А если кто-нибудь решит «случайно проболтаться», — он выразительно посмотрел на Черепка, — то больше он уже никогда не сможет говорить. Лично я ни разу не слышал, чтобы покойники разговаривали… Держи, Толстяк, — он сунул в руки обомлевшего от радости бродяги полиэтиленовый пакет, сквозь который просвечивали купюры. — Если этого окажется мало, придешь ко мне — дам еще… Но через три дня я жду тебя у себя в любом случае. Надо будет поговорить. Все понял?

— Да, — сказал Толстяк. — Через три дня.

Не прощаясь, дядя Леша вышел. Вслед за ним последовал не скрывающий досаду и разочарование Черепок.

— Я же забыл его поблагодарить, — спохватился Толстяк. — Догнать?

— Не стоит… А то еще передумает, — сказал Профессор, — Мистика какая-то… Ни за что бы не поверил, если бы воочию не убедился… Как ты сумел его уговорить?

— Не знаю, — пожал плечами Толстяк. — Я прибежал, рассказал… просил… Точно не помню… Долго просил. Он слушал и ничего не говорил. А потом дядя Леша встал с постели — он опять болеет — и сказал, что хочет посмотреть на нее сам. Вот мы и пришли…

— Болеет, значит, — хмыкнул Профессор. — Да, на такое он только во время приступа и способен… Даже не верится… Но не будем терять времени. Беги в аптеку и купи следующие лекарства… — он перечислил названия. — Купи ей одежду, теплую, но подешевле… Шерстяные носки, продукты… фрукты возьми… Надо же, как все обернулось! — в который раз изумился он. — Мистика какая-то… Теперь у тебя появился шанс, малышка. Только ты уж помоги нам, борись вместе с нами, и мы победим… Теперь мы обязательно победим…

Она открыла глаза к вечеру второго дня.

— Толстяк, — тихо сказала она, увидев склонившегося над ней бродягу.

— Да, — радостно подтвердил он. — Это я, Толстяк. А это — мой друг Профессор. Он очень умный. Он обязательно вылечит тебя.

— Мне плохо, Толстяк… Я вся такая… липкая, и у меня чешется в груди… Хрипит и чешется…

— Сейчас мы напоим тебя чаем с медом, — сказал Толстяк. — У нас теперь есть самый настоящий чай! И печка у нас теперь есть. Ты чувствуешь, как тепло?

— Голова кружится, — пожаловалась она, — и хочется спать…

— Сейчас мы выпьем бульона, — сказал Профессор, — примем лекарства, разотремся спиртом… Господи, какое богатство на растирание уходит!.. А потом заснем…

— Толстяк, — позвала она, — возьми меня за руку. Мама всегда держала меня за руку, когда я болела… И говорила, что все будет хорошо…

— Все будет хорошо, — сказал Толстяк, опускаясь на колени перед ее самодельной кроватью из ящиков и охватывая ее ладошку своими руками, — все будет хорошо. Ты скоро поправишься. Профессор тебя обязательно вылечит…

— Расскажи про Маленького Принца, — попросила

она.

— Я же рассказывал…

— Еще расскажи.

— Ну, хорошо… Однажды летчик был вынужден совершить посадку в безлюдной пустыне, где не было ни еды, ни воды, а были лишь песок и камни…

— Нет, ты забыл про удавов и слонов…

— Ах, да… Когда Экзюпери был маленький, он очень любил рисовать. Он рисовал удавов и слонов, но никто об этом не догадывался…

— На самом деле все было совсем не так, — не выдержал Профессор. — Сначала он увидел в книжке рисунок, где была изображена змея, заглатывающая хищного зверя…