Шрифт:
—Лучше меня, — каркнул Андрей. — Колите меня, чертовы ублюдки!
—Вас мы уже кололи. Это бессмысленно. Вы слишком невосприимчивы к химическим препаратам.
Она была права. Его мучили несколько часов подряд. Вены жгло, сознание туманилось и плыло, и когда он выныривал из багровой тьмы, чей-то неприятный, но удивительно знакомый голос задавал ему одни и те же вопросы:
—Кто вы?
—Что произошло с «Землей-2»?
—Вы приняли сигнал с американской подводной лодки?
—Вы видели, кто на вас напал?
—Это были американцы?
И еще множество таких же тупых вопросов. Нет, хрипел Гумилев, это была ловушка, мы шли по пеленгу канадской субмарины, но попали на какую-то подводную базу, битком набитую девицами в нацистской форме. Тогда его били по лицу и снова кололи какую-то дрянь, и голос, который он слышал давным-давно в прошлой жизни, шептал:
—«Земля-2» была атакована американской атомной подводной лодкой типа «Огайо». Вас заманили в ловушку и уничтожили американцы. Никаких подводных баз в районе Северного полюса нет. Это была ловушка американцев. Вы не видели никаких нацистов.
И что-то тяжелое опускалось из-под потолка и давило на мозг — мягко, но очень сильно.
В глаза бил яркий свет, а когда Андрей зажмуривался, то с внутренней стороны век проступала фигура раскинувшего крылья орла.
Орел парил в кровавом небе, могучий и грозный, как свергнутый Люцифер. Он вызывал у Андрея смутную тревогу, хотя понятно было, что это всего лишь галлюцинация. Что-то такое он читал когда-то, кажется, у модного в пору его юности Кастанеды — Орел, пожирающий души, то ли бог, то ли некое метафизическое начало в космогонии мексиканских индейцев… От Орла шла волна энергии — густой, плотной, жаркой, как лава. Сопротивляться ей было почти невозможно, это вызывало острую, почти нестерпимую боль, выжигавшую мозг. Но не сопротивляться Андрей не мог.
Это было странное ощущение: словно бы в его теле поселился кто-то еще, перехвативший все рычаги управления. Гумилев бы уже давно сдался и позволил Орлу проглотить себя — он надеялся, что на этом пытка, терзавшая его мозг, закончится, — но что-то ему мешало. И он боролся, боролся до тех пор, пока вырвавшаяся откуда-то из-под черепа вспышка белого пламени не сожгла страшную крылатую тень…
…И не бросила Андрея в бездну забвения.
В себя он пришел уже в этом обшитом стальными плитами зале.
—У вас очень высокий порог сопротивляемости, — сказала старуха. — И в этом ваша трагедия.
Андрей остановившимися глазами смотрел, как грязно-белое, мерзкое даже на вид вещество входит в вену Маруси.
Маруся закричала.
Гумилеву показалось, что он сейчас снова потеряет сознание. Слышать крик дочери было невыносимо, и обморок мог бы сойти за избавление. Трусливое, эгоистичное избавление — ведь боль, которую испытывала Маруся, не уменьшилась бы от того, что ее отец свалился без чувств. Но даже в этом ему было отказано.
—Не надейтесь, — скрежетнула зловещая старуха, кривя бескровные губы. — Вы досмотрите все до конца. Это станет гарантией вашего послушания.
—Что вам от меня нужно? — проговорил Андрей сквозь стиснутые челюсти.
—Вы все узнаете. Со временем.
—Папа! — кричала Маруся. — Папочка! Мне больно!
—Прекратите! — Гумилев безуспешно пытался напрячь мышцы, чтобы вырваться из рук своих конвоиров. — Я сделаю все, что вы хотите! Только перестаньте мучить ребенка!
—В каждом русском сидит маленький Достоевский, — усмехнулась старуха. — Я не ошиблась в вас, господин Гумилев.
Она произносила эти слова нарочито медленно, наслаждаясь страданиями Маруси и еще больше — муками Андрея.
—Хватит! — Он лихорадочно соображал, каким образом можно заставить эту жуткую старуху прекратить пытку. — Если вы не прекратите немедленно, то ничего от меня не получите! Я же нужен вам живой, не так ли?
—Что же вы сделаете, господин Гумилев? Каждое ваше движение контролируется.
—Слышали о японских якудза? — В отчаянии он был готов ухватиться за любую соломинку. — Знаете, что они делают, когда попадают в руки врагов?
Усмешка сошла с лица его мучительницы.
—Вы собираетесь откусить себе язык? Вряд ли у вас это получится…
—Если не прекратите пытать мою дочь, — твердо сказал Андрей, — увидите сами.
Что-то в его голосе убедило старую ведьму. Она махнула рукой, и блондинка в халате выдернула иглу из вены Маруси.
—Ребенку еще какое-то время будет больно, — предупредила старуха. — Сколько вы ввели, доктор Зоммер?
—О, сущую ерунду, рейхсфюрер, — с улыбкой ответила блондинка. — Меньше четверти кубика.