— Так снимите в Камышах, — пожав плечами, предложила женщина. — Там еще красивее, и Волга ближе.

— У меня тут дело, — опустил глаза мужчина. — Я думал, вы меня поймете, потому что… Дочка у вас терялась.

Ангелина вдруг вспомнила, что накануне видела его с девушкой — одной из будто бы клонированных холеных нахалок, коими полнятся сытые города. Тогда она была взволнована исчезновением дочери и интересовала ее только Даша, но не упускающий деталей глаз художницы отметил все, а память машинально записала в архивы.

Впервые она взглянула на Марка с вниманием.

— У вас девушка потерялась? Та, которая в машине с вами была?

Марк поморщился как от зубной боли, и Ангелина, обладая живым и легко рождающим образы воображением, сразу нарисовала будничную жизнь их пары. Красивый мужчина и красивая женщина, каждый из которых по отдельности одинок, но вместе они являют собою в некотором смысле вынужденный тандем, со стороны производящий впечатление идеального.

Большие города плодят много таких вынужденных пар. Ангелина помнила капризное лицо вчерашней красавицы. И изгиб темных бровей девушки, и линия ее яркого рта, и льдинки в миндалевидных глазах — все говорило о том, что характер ее невыносим. Явно самовлюбленная эгоистка, которая умеет очаровывать, но не умеет отдавать, даже если ей кажется, что она любит. И этот мужчина, Марк, с одной стороны, гордился, что рядом с ним красотка, вслед которой мечтательно ахают, но с другой — спутница надоела ему до оскомины. Девица же легко променяла бы его на более «выгодный» вариант, только вот судьба все больше подтасовывает в ее расклад тех, кто с удовольствием распахнул бы перед нею дверь в свою спальню, но едва ли сложил к ногам сердце, руку и кошелек.

— Вы расстались, — хмыкнула художница.

— Все-то вы понимаете… Да. Причем уже давно к тому шло, — махнул рукой Марк. — Неважно. Ну, так что? Нельзя ли мне пару дней в вашем доме провести?

Ангелина вздохнула. С одной стороны, она всегда была открыта миру и новые знакомства ее наполняли. Тем более мужчина красив, как киногерой. У них может случиться и роман — короткий, яркий, ни к чему не обязывающий и оттого прекрасный. С другой…

— Хм, не знаю, — сдвинула брови она. — Я бы пустила, мне не жалко. Дом большой, дочка моя отбыла, и я совсем одна. Но меня же тут съедят, понимаете? Местные.

— Ох, да бросьте! — рассмеялся Марк. — Плевать на них. Скажете, что я ваш любовник.

Его глаза весело лучились, и Ангелина невольно улыбнулась в ответ. Живот вдруг стал теплым и тяжелым, как разбухшая от влаги плодородная земля.

— Сами-то вы тут надолго? — спросил мужчина.

— Не знаю, как пойдет, — честно призналась Ангелина. — Дом я сняла до конца лета, еще и деньги хозяйке отдала заранее. Но без Даши, наверное, не останусь. Хотя и в Москве меня ничего не ждет. Думаю, недели три, может, месяц еще поживу. Рисовать буду. — Она больше говорила сама с собою, нежели с ним, тем не менее внимательно ее слушающим. — Когда с Дашей, не очень-то попишешь. Особенно маслом. Весь дом пахнет, ребенку это вредно. А так… Как раз будет что сдать в галерею и на что жить-есть до зимы.

— О, так вы художница! — уважительно присвистнул Марк. — Вообще, вы и похожи на художницу. Или на поэтессу. Такая… богемная.

— Ладно вам, — усмехнулась Ангелина. — Что ж, если вас не пугает запах краски и растворителя… Думаю, я договорюсь с хозяйкой.

Когда он входил в дом, поддерживая полупустую сумку на плече, Ангелина, шедшая сзади, задумчиво рассматривала его обтянутые синими джинсами ягодицы.

«Нет, не буду с ним спать, — пообещала себе самой Лина. — Присутствие мужчины в доме тонизирует. Но слишком много проблем он внесет в мою жизнь, став любовником».

Ангелина всегда была непоследовательной и, дожив почти до сорока, научилась относиться к этой черте своего характера почти с умилением. В конце концов, такая редкая разновидность ветрености не мешает крепко стоять на ногах, а значит, ее едва ли можно отнести к порокам. С нею можно и не бороться вовсе, даже потакать. Тем более, что потакать ей столь приятно.

Конечно, они стали любовниками. В первую же ночь.

Весь день художница работала. Марк же сначала уходил, чтобы вести бессмысленные расспросы о девушке, сбежавшей от него целую вечность назад, а потом валялся в гамаке с какой-то книгой. Обедали порознь. Она — оставшимся со вчерашнего дня овощным супом, он — привезенными с собою консервами.

Ближе к вечеру Ангелина задумала сварить масала-чай и сходила к соседке за настоящим молоком, густым, жирным и ароматным, вкус которого давно позабыло большинство горожан. У нее был с собою хороший черный чай, и специи, без которых она не представляла искусство кулинарии. Склонившись над чугунным котелком, Лина принюхивалась к ароматному пару и добавляла в варево то палочку корицы, то еще несколько горошинок острого перца. Привлеченный ее алхимическим даром, Марк подошел со спины, заглянул в котелок, и как-то само собою получилось, что уткнулся носом ей в шею. От женщины пахло сандалом и подогретой солью, ее длинные темные волосы были шелковыми на ощупь, а сама она — мягкая, податливая, просто воплощение божественной женственности. Повернувшись, Ангелина встретила его губы, которые оказались такими твердыми и горячими, что из ее пальцев выскользнул половник, которым она перемешивала чай. Вслед за половником на полу оказались и они.

Все получилось странно, на грани болезни…

У Ангелины никогда не было такого молодого мужчины, даже в юные годы. Она много думала, почему так сложилось. То есть все было очевидно — отца она помнила смутно, зато хорошо помнила чувства, которые к нему испытывала: восторг, желание прижаться лицом к его свитеру. Отец брал ее, маленькую, на руки и подбрасывал к потолку, а она визжала, счастливая. Покупал ей мороженое. Тайком от матери подсовывал то рубль, то три. Помнила Ангелина и как отец уходил. Ей было тогда восемь. Она забралась под стол и сидела там, прижав колени к груди и дрожа от ужаса. Папа собирал рубашки и свитера в старый чемодан из потрескавшейся рыжей кожи. Мама плакала. «У тебя же дочь! — говорила она. — Как ты собираешься жить с той женщиной в Нальчике, если у тебя дочь?» «Я буду приезжать», — отвечал отец, пряча глаза. Он был сосредоточенным и серьезным. И больше Лина его никогда не видела.