Мы коротали со Стасей очередной тихий вечерок «в узком кругу семьи», как сестра выражалась. Стася делала мне маникюр и вслух рассуждала, приклеить ли к моим ногтям бабочек или достаточно будет блесток. Я только посмеивалась – обе мы знали, что перед уходом мне придется снять и бабочек, и блесточки. Узким кругом семьи решено было не афишировать наших встреч перед широким кругом. Аптекарь по-прежнему ничего не знал о нашем судьбоносном с сестрой воссоединении. Он продолжал пребывать в уверенности, что я встречаюсь с Глебом. Если бы у меня в самом деле были с ним встречи такой частоты и протяженности, то давно уже пришлось бы объявлять даже не о помолвке, а о крестинах. Раз за разом Глеб продолжал служить нашим щитом, нашим надежным прикрытием. Первое время я не могла понять, зачем ему это. Неужели тяга к авантюрам заставляет человека так осложнять себе жизнь?

– Просто он хочет выслужиться перед тобой, – решительно разбила мои иллюзии Стася. – И перед Аптекарем. Вообще, не нравится он мне как-то, этот твой Глеб.

– Ничего он не мой, – обиделась я. – Но все же – почему не нравится?

– Он приспособленец и скользкий тип, – объяснила Стася.

Впрочем, тут мы были квиты. Мне, в свою очередь, не нравился парень Стаси, которого мы с Глебом чуть было не задавили на парковке. Его звали Миша, а Стася звала его Малыш. Но он совсем не соответствовал этому плюшевому, уютному прозвищу. Он был высокий, худой, с довольно красивым, но каким-то слишком костистым лицом, с холодными рыбьими глазами. Он говорил очень тихим голосом, так что приходилось вслушиваться, чтобы его понять. Мне казалось, таким образом он хочет подчеркнуть значительность произносимого – вот, мол, все замолкают и прислушиваются ко мне. Впрочем, говорил Малыш мало, и мне показалось, что Стася очень немногое о нем знает. Она рассказывала, что Малыш из очень хорошей семьи, что его родители постоянно живут в Европе, и у него по отношению к Стасе весьма серьезные намерения, которые он вот-вот примется осуществлять.

У меня было ощущение, что эти намерения Малыша – из той же оперы, что и обещания кадровой службы магазина «Эдем» немедленно перезвонить, едва только объявится вакансия. Но, как показала жизнь, я ошибалась и в отношении Малыша, и в отношении магазина. В тот самый вечер, когда мы обсуждали преимущества бабочек над блесточками, явился Малыш и нарушил мирное течение вечера. У него было на удивление приподнятое настроение. Обычно при мне он говорил так мало, что я забеспокоилась, не немой ли он вообще, но тут Стасин кавалер произнес целую речь, которая заставила мою сестру восторженно завизжать.

Он приглашал ее в зарубежное турне.

Да что там в турне! Эта поездка должна была изменить всю жизнь Стаси, перевернуть все обстоятельства! Сначала парочка намеревалась посетить Париж, где у Малыша намечались свои дела, потом скоротать уик-энд в Милане, – нужно же девочке увидеть Милан, правда, Александрина? – а затем податься на итальянское побережье, где в уютной вилле жили родители Малыша, горящие желанием познакомиться с избранницей сына. И вообще, там Стасю ждет один замечательный сюрприз.

Разумеется, напрямую об этом не говорилось, но даже мне, человеку, не искушенному в житейских вопросах, было ясно, что от успеха поездки зависит многое. Малыш так значительно понижал голос, когда говорил о своих родителях, так интонировал, передавая слова своей матушки: «…если твоя прелестная подруга…»

В общем, предстояли самые настоящие смотрины, и Стася ни в коем случае не должна была ударить в грязь лицом. Я покинула ее, увлеченную планами. Вряд ли Стася даже заметила мой уход. Но я была на нее не в обиде. Я понимала – сестре дан шанс, получить ту жизнь, которая принадлежала ей по праву с рождения. Теперь она просто обязана ухватиться за него. Нет ничего удивительного, если она начнет звонить мне пореже…

Только я ошибалась. Стася позвонила мне на следующий день. Голос у нее был совершенно убитый. Она сказала:

– Слушай, такое несчастье приключилось…

Мне показалось – она чуть не плачет, и я пришла в такое душевное волнение, что стала бы грызть ногти, если бы не вчерашний маникюр, от которого мы в суматохе не успели избавиться. Мои бледно-оранжевые ногти произвели форменный фурор среди сослуживцев – разумеется, я имею в виду Светочку. Страшно подумать, что бы с ней приключилось, успей мы распорядиться насчет бабочек или блесточек!

– Что такое?

– Мне позвонили из «Эдема»… Они меня берут…

У меня отлегло от сердца.

– Ну и что? Экая беда.

– Как – что? Я ведь уезжаю с Малышом. Он уже и билеты заказал.

Затруднения Стаси все так же были мне непонятны.

– Так в чем же дело? Объясни, что тебе нужно уехать, что выйдешь на работу попозже.

– Что ты! – испугалась Стася. – В «Эдеме» только посмеются надо мной! У них там на это место желающих – вагон и маленькая тележка. Нет, два вагона и большая тележка! В общем, меня ждать не будут.

– Стася, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал авторитетно и весомо. – Тогда подумай, нужна ли тебе эта работа? Михаил намекал, кажется, что тебя ждет предложение руки и сердца. Вряд ли он захочет, чтобы его жена служила продавщицей в магазине косметики. Так что, может быть, это и к лучшему.

– Да-а, – жалобно протянула Стася. – А что, если я его родителям не понравлюсь? Что, если никакого предложения меня не ждет, а сюрприз – это всего лишь, допустим, котенок или цветочек? Вот тогда я в дурах окажусь, не находишь? Да и вообще, предложение предложением, а пока свадьба, пока суд да дело, мне же как-то жить надо, а я девушка самостоятельная.