Бухарина никак не могла прийти в себя после развода. У нее была нескончаемая депрессия и гигантский комплекс вины. Она полагала, раз муж от нее ушел, значит, виновата она. Какая ересь!

– В чем я виновата? – в сотый раз спросила она меня.

– Женщина не бывает виноватой. Никогда и ни в чем, – в сотый раз ответила я. – Если женщина ушла от мужа, значит, виноват муж – не смог удержать свою добычу. Если муж ушел от женщины, значит, виноват тоже муж – сам стал добычей. Это азбучная истина.

Бухарина в сотый раз разрыдалась, я перевела взгляд на экран телевизора. Шла программа борьбы за общественную нравственность. Все кампании, организованные телевидением, смахивают на буйное помешательство. Все участники буйного помешательства смахивают на буйнопомешанных. Я смотрела на белобрысую тетку среднего возраста. Причем «среднего возраста» – это еще мягко сказано. На ее лице было написано:

«Я верна своему мужу. И буду верна ему по гроб жизни, чтоб он провалился!»

В смысле муж, а не гроб. Для гроба тетка была чересчур энергична, для мужа сил у нее уже не осталось. Тетка была из серии тех людей, которых «выдвинули, а задвинуть никак не могут». Мне захотелось пожелать ее мужу царствия небесного еще при его жизни.

– Я похожа на эту тетку, как однояйцовый близнец с разницей в двадцать лет, – хлюпая носом, сказала Бухарина. – Двадцать лет в нашей жизни ничего не решают. И у нее, и у меня уже все позади. Можно со спокойной душой бороться за чужую нравственность.

– Да? – удивилась я.

– Да, – подтвердила Бухарина. – Я всегда была высоконравственной. В школе и в институте с мальчиками только за ручку. На последних курсах все девицы сошли с ума. Они выходили замуж одна за другой. Я могла бы остаться старой девой, если бы на горизонте не замаячил Троцкий. Я вышла за него замуж, чтобы не отстать от других.

– Я-то не вышла, чтобы не отстать от других, – не согласилась я. – Я выждала и вышла по любви.

– Ты – тормоз, – вредно сказала Бухарина.

– А ты – чайник! – разозлилась я. – Кто садится за руль, не зная правил движения? Чайники! Поняла?

– Да. Я – чайник! – снова зарыдала Бухарина. – Я ни разу не изменяла мужу. Мне было некогда. Работа, дом, работа. Муж, дочь, сын, муж. Как белка в колесе. Колесе с тремя ступеньками под названием киндер, кюхе, кирхе. Потом снова киндер, кюхе, кирхе! И так до гробовой доски. И что в итоге? А в итоге то, что Савельева меняет не только имидж, но и любовников. Она живет бурной, безнравственной жизнью. Но она живет! В отличие от меня и занудных поборников нравственности. Как я их ненавижу!

Я перевела взгляд на поборников нравственности. Они начали кампанию в неудачное время. Их благие намерения разбились о личную жизнь бывшей жены Троцкого.

– У Троцкого круглые глаза, – злобно сказала Бухарина. – По циркулю!

– Сделай их квадратными, – посоветовала я.

– Поздно! – зарыдала она.

Сочетание личной жизни Бухариной и программы борьбы за нравственность привело меня к важному умозаключению. Иногда полезно отстать от других, чтобы финишировать первым.

Хлопнула входная дверь – значит, домой явилось мое чадо. Странно, что так рано. Обычно его не дождешься. Гуляет до ночи, приходит позже отца. Мой сын взрослеет, у него даже глаза стали умными. Точнее, почти умными.

– Миша! – я побежала в его комнату. – Будешь обедать?

– Ма, – басом сказал сын. – Сделай вид, что тебя нет. Ко мне сейчас придет Маша.

– Какая Маша? – Мой голос сел.

– Одноклассница, – пробурчал он, перебирая свое барахло.

– А как же Лиза?

– При чем здесь Лиза? – Мишка оторвался от своих тряпок и выпучил на меня глаза. – Она малявка. В куклы играет. Типа, возьми совок, поиграй в песочнице. Поняла?

– Поняла, – разозлилась я. – Барахольщик!

– Че? – не обиделся Мишка, надевая на себя блескучую шелковую рубаху за сто пятьдесят баксов. – Нормально?

– Так себе, – вредно ответила я.

– А эта? – Он ткнул пальцем в рубашку за двести баксов с флоральной аппликацией на манжетах. Какого черта я купила это уродство нормальному парню? Собственноручно делаю из сына редкостного балбеса…

– У вас с Машей намечается клоунада?

– Че? – обиделся сын.

– Ниче. – Я пошла к Бухариной.

– Тебя нет, – напомнил он мне в спину. Я молча закрыла дверь.

Чего я так злюсь? Будто Лиза моя невестка. Пусть живет, как живется. Хоть с Машей, хоть с Лизой. Все равно беспокоиться пока нечего. Но на Машу стоит полюбоваться. Первый раз свидание у сыночка. Что за невидаль такая?

– Бухарина, пойдем бутерброды делать. Сейчас к Мишке девочка придет.