Шрифт:
Но письмо уже было прочитано.
Маяковский в этот вечер уезжал в Ленинград на выступления, и ЛЮ, очень обеспокоенная тем, как он переносит это новость, утром позвонила ему в Ленинград, в «Европейскую», где он остановился. Она сказала ему, что страшно тревожится за него. Он ответил фразой из старого анекдота: «Эта лошадь кончилась», — и сказал, что она беспокоится зря.
«Что я могла думать, когда давно не получала писем от него, — говорила мне в 1979 году Татьяна Яковлева. Она жила в Нью-Йорке. — Я знала, что у него роман с молодой и красивой актрисой — мне об этом сказали приезжие из Москвы. И я думала: может быть, он не хочет брать на себя ответственность и сажать себе на шею девушку, даже если и очень влюблен, в чем я последнее время сомневалась, зная о его московском романе. Почему нет? Если бы я вернулась (а это еще бабушка надвое сказала), он должен был бы жениться, у него не было выбора, он же порядочный. А может быть, он просто испугался и раздумал? Может быть, его Лиля отговорила, он ведь всегда был под большим ее влиянием. И про эту актрису говорили, что это сильное увлечение… Что же мне было делать? Я в Россию не хотела. А он? Не мог же он здесь остаться из-за меня — на что бы мы жили? Что он во Франции без языка? Сколько там нищих по- этов-эмигрантов тогда было…»
И тогда Татьяна приняла предложение виконта дю Плесси, который давно уже за ней ухаживал. Любила ли она его? Это было скорее бегство от Маяковского, признавалась она под конец жизни. Она хотела строить нормальную жизнь, хотела иметь детей…
«У меня выходов нет»
«Молодая и красивая актриса», об увлечении которой Маяковским слышала в Париже Татьяна, была Вероника Полонская. Веронику (или Нору, как ее звали друзья и близкие) открыла Лиля Юрьевна в 1928 году и пригласила ее играть в фильме «Стеклянный глаз», который тогда снимала. Начинающая актриса МХАТа, очень молоденькая, была приглашена на главную роль. Ее отцом был знаменитый король экрана Витольд Полонский, так называемый фрачный герой, партнер Веры Холодной. От него она унаследовала свою ослепительную красоту.
Она была замужем за Михаилом Яншиным, тоже артистом МХАТа, и, приехав как-то с компанией актеров на скачки, через Брика познакомилась с Маяковским. Нора часто бывала дома у Лили Юрьевны по делам съемок, они репетировали, иногда подбирали какие-то вещи из гардероба ЛЮ, в которых актриса потом снималась, но с Маяковским она там не виделась.
И вдруг — бешеный, неудержимый роман. Ей — двадцать один, ему — тридцать шесть. Он вел себя нежно, деликатно, и вскоре Нора влюбилась в него. Она была покорена его талантом и обаянием, они встречались ежедневно, он ждал ее после репетиций за углом театра, они ходили в кафе, гуляли по улицам, он ей рассказывал много интересного, читал стихи. Встречи были тайными, на этом настаивала Нора.
Снова и снова тайные встречи!
Во время актерского отпуска они оказались вместе на курорте в Хосте и в Сочи. Это было веселое время — прогулки в самшитовой роще, часы на пляже, поездки по морю вдвоем или в компании друзей актеров — знаменитого танцовщика Асафа Мессерера, его красавицы жены Анель Судакевич, балерины Люси Ильюшенко… Не хотелось думать, что где-то там Яншин, Лиля, Татьяна в далеком Париже… Маяковский был в ровном, хорошем настроении, но легко предположить, что мысли, как жить дальше, не оставляли его.
По возвращении с Кавказа встречи стали частыми, Нора видела, что Маяковский сильно влюблен, и была счастлива. Он хотел, чтобы она ушла от Яншина к нему, но Полонская уклонялась от разговора на эту тему. И на него нападали приступы ревности, гнева, тоски и плохого настроения.
Лиля Юрьевна вспоминала, как однажды, «вернувшись из издательства, где были сплошные срывы и издевательства, Маяковский в отчаянии бросился на диван со стоном: «Я больше не могу, не могу!» И на все мои доводы не отвечал ни слова. Я расплакалась от жалости к нему, и тогда он начал утешать меня, и стресс постепенно отошел. А сколько раз он впадал в такое отчаяние, когда меня не было рядом!»
Можно только удивляться и жалеть, сколько к концу жизни судьба приготовила ему разочарований, сколько неприятностей буквально переливалось через край…
Кончался 1929 год. Лиля решила отметить выставку Маяковского, двадцатилетний творческий юбилей поэта, дома в Гендриковом. Было приглашено много гостей, вечер этот неоднократно описан во многих мемуаpax — не буду повторяться. Юбиляра весело чествовали, гости танцевали и переодевались в костюмы, которые привезли Мейерхольд и его жена актриса Зинаида Райх, но виновник торжества был мрачен, и причин для этого было множество.
Незадолго до того ЛЮ увлеклась красивым киргизом с экзотической внешностью Юсупом Абдрахмановым. Это был выдающийся политический и государственный деятель Киргизии, приехавший в командировку в Москву. Он имел какие-то дела с лефовцем Борисом Кушнером, который и привел его в Гендриков. Ни у кого, кроме Лили Юрьевны, он интереса не вызвал. Не снимая расшитой бисером тюбитейки, он ездил за ней в Ленинград, они ходили в музеи, гуляли в Павловске… Он дарил ей сюзане, которые она очень любила. Она и пригласила его на юбилей Маяковского в Гендриков, и он был там единственным чужим среди своих. Он подарил Маяковскому деревянного барашка — символ процветания республики и попросил поэта не забыть о нем в стихах. Владимир Владимирович мрачно взял подарок и засунул его куда- то подальше.
Юсуп же не сводил восхищенных глаз с Лили, которая была в том самом полуголом платье, которое поэт привез ей из Парижа по ее списку. Маяковский явно ревновал, хотя среди гостей была Нора Полонская, в которую он был теперь влюблен. Она смущалась, что была в ярко-красном шелковом платье с причудливыми воланами, в котором она приехала с какого-то торжества. «Так и должно быть, — сказала Лиля, — сегодня Володин праздник, и вам полагается быть очень красивой». Лиля вела себя так, как будто все нормально, Маяковский старался не видеть, что Лиля сидела с Юсупом на банкетке и, взяв его трубку, тщательно вытерла черенок и затянулась.