В Польше они живут у бабушки в Котовицах, и там ее родной дядя вне себя падает перед ней на колени и бурно требует (!) выйти за него замуж, а он, мол, все уладит с родными (?) и т. д. «Мама не знала со мной ни минуты покоя и не спускала с меня глаз», — вспоминала Лиля Юрьевна.

Сестер повезли под Дрезден, где «владелец санатория — весь в шрамах от дуэлей» засыпает ее комнатку цветами и каждый вечер к ужину ей одной подает голубую форель. Он умоляет выйти за него замуж и, хотя женат, обещает немедленно развестись, как только она даст согласие. Схватив дочерей, Елена Юльевна срочно бежала домой. Лиля же воспринимала эти довольно серьезные ухаживания как веселые приключения.

С детских лет до глубокой старости было в ней нечто, что привлекало внимание людей с первого взгляда.

«Сын шорно-седельного фабриканта-миллионера Осип Волк, — можно прочесть в ее записках, — каждый день присылал цветы, к ужасу мамы — ведь я еще была гимназистка! Он сумасшедше любил меня и хотел, чтобы я умерла, для того чтобы умереть вслед за мной, что меня совершенно не устраивало. Когда я пришла к ним в дом впервые, он водил меня по комнатам, как гид, приговаривая: картина такого-то, стоит столько-то, куплена там- го. Скульптура такого-то, куплена там-то, заплачено столько-то. У него была своя упряжка; лошадь звали Мальчик. Через неделю появился О., и я прогнала Волка».

Так вот «О.», из-за которого Лиля прогнала поклонника Волка, был Ося Брик. Тот самый, в которого Лиля влюбилась в тринадцать — четырнадцать лет, надо думать, не за его знание политэкономии на занятиях в кружке.

«Ося стал звонить мне по телефону, тогда это было редкостью, — вспоминала она. — Я была у них на елке, и, провожая меня домой на извозчике, он спросил: «А не кажется вам, Лиля, что между нами что-то большее, чем дружба?» Мне не казалось, но очень понравилась формулировка, и от неожиданности я ответила: «Да, кажется». Мы стали встречаться ежедневно, но Ося испугался и в один из вечеров сказал мне, что ошибся и что недостаточно меня любит. Я больше удивилась, чем огорчилась. Но вскоре поняла, что каждую минуту хочу быть вместе с ним. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, а на диване я садилась рядом и непременно брала его за руку. Только один раз за полтора года он как-то смешно и неловко поцеловал меня.

Летом мы с мамой собрались уезжать в Тюрингию, и расставаться с Осей мне было очень тяжело, хотя он обещал писать мне ежедневно. Я немедленно отправила ему длинное любовное письмо, еще и еще… Много дней нет ответа. Наконец, вот оно, его почерк! Бегу в сад, за деревья. Всего любезные три строчки! Почему? Я тут же разорвала письмо и бросила ему писать. Ося не удивился, он на это, видимо, и рассчитывал. Я не могла понять его поведения и очень страдала. С горя у меня начался тик, который продолжался несколько лет.

В Москве я позвонила Волку, и он радостно примчался. Я сказала, что вернусь к нему, если он достанет цианистого калия для моей подруги. Он так меня обожал, что содрогнулся, но принес. Я ему не объяснила, что у меня все разладилось с Осей и я решила не жить. Через три дня я приняла таблетки, но меня почему-то… пронесло. И только вчера мне мама открылась — заподозрив неладное, она обыскала мой стол, нашла яд, тщательно вымыла флакон и положила туда слабительное. Вместо трагедии получился фарс».

Фарс фарсом, но какая сила воли в таком возрасте!

Через несколько дней она встретила Осю в Каретном Ряду. Постояли, поговорили, Лиля держалась холодно и независимо, но вдруг сказала: «А я вас люблю, Ося». С тех пор она это повторяла всю жизнь.

Несмотря на любовь к Осе, в эти годы у нее все же было много кавалеров, были люди, которых она как будто любила, за которых даже замуж собиралась, но как только ей встречался Ося, она тут же бросала поклонника. Ей было ясно, что никого, кроме Оси, она не любит.

И тем не менее у нее закрутился роман с учителем музыки Крейном. Развивался он вяло, и вообще этот юноша мало нравился ей, однако как-то неожиданно для них обоих, скорее из любопытства, они сошлись. Сестра героя романа вышла на кухню мыть посуду, и, пока там журчала вода, в столовой на диване это все и произошло. Как она писала в своем (уже не девичьем) дневнике, она тут же возненавидела юношу и больше с ним не встречалась. Но вышло так, что вскоре после этого единственного случая она поняла, что беременна. Это был настоящий скандал в благородном семействе, родные приняли все нужные меры, какие принимаются, когда дитя нежелательно, и поскорее отправили ее в провинцию к дальним родственникам, прервав учебу.

«Оканчивая гимназию, я так блестяще сдала математику, что директор вызвал отца и просил не губить мои способности и устроить меня на курсы Гернье. Но евреек туда не принимали без аттестата зрелости. Стала готовиться, ненавидя историю и латынь. Помню, по естествознанию меня спросили, какого цвета у меня кровь, где находится сердце и когда оно особенно сильно бьется. Я ответила, что во время экзаменов. Словом, я все сдала и поступила туда в 1909 году. На сто мальчиков было всего две девочки.